Авраам Иегошуа - Возвращение из Индии

На следующий день мы прибыли в Нью-Дели, где Лазара ожидало горькое разочарование. В самолете, отбывавшем в Рим, оказалось всего лишь одно свободное место. А лететь домой через другие европейские страны означало потерю купленных билетов, каждый из которых стоил кучу денег.

— Почему вы не берете то место, которое есть, и отказываетесь лететь обратно в одиночку? — спросил я Лазара, который просто тонул в отчаянии. — Мы втроем можем лететь до Рима в пятницу и вернуться домой в воскресенье или понедельник.

Он посмотрел на меня, но ничего не сказал, затем взглянул на свою жену, глаза которой смотрели на него с тревогой, без присущей им улыбки.

— Это невозможно, — выпалил он затем, еще раз обменявшись взглядами с женой, которая с каким-то напряжением глядела теперь на меня, готовая отвергнуть любые дополнительные предложения.

Выходило, что выбора у нас не было, — вернее, был один: лететь до Нью-Дели, который после Варанаси, Калькутты и Гаи выглядел нормальным цивилизованным городом. С несвойственным для него безрассудством Лазар приказал моторикше отвезти нас в большой современный отель с просторными и, по-видимому, очень дорогими номерами.

И снова — троица Лазаров вселились в одну комнату, тогда как я был послан этажом выше, чтобы занять номер, который оказался не таким просторным, но весьма приятным и, по-своему, достаточно большим. Впервые за время нашего путешествия я почувствовал что-то вроде вины, неопределенной, но тревожной — то же самое я иногда испытывал, когда думал о своих родителях, которым приходится подолгу жить без меня. Поэтому я спустился вниз и постучал в их дверь, и, несмотря на поздний час и беспорядок в комнате, они тепло приветствовали меня, как если бы я был членом семьи, и с изумлением выслушали мое предложение: я присмотрю за нашей больной весь следующий день, а ее родители смогут воспользоваться подвернувшимся случаем — нашей вынужденной остановкой в Нью-Дели — и совершить турпоездку в Агру, в ста двадцати пяти милях от Нью-Дели, и повидать Тадж-Махал.

— Как вы иначе посмотрите в глаза своим друзьям, если, вернувшись из Индии, вы скажете, что не посетили его? — спросил я с улыбкой и предложил им взять с собой мою фотокамеру.

— А как же ответите на подобный вопрос вы? — засмеялась его жена, чья враждебность ко мне исчезла без следа.

Не проявив никакого такта, я ответил:

— Ну… я еще достаточно молод. И однажды я сюда вернусь…

К моему удивлению, предложение было принято, как если бы у них было право на некую компенсацию с моей стороны, и на следующее утро они сели в туристический автобус и отправились осматривать мавзолей, построенный императором Шах-Джаханом в память о своей жене, в то время как большую часть дня я провел с Эйнат, сидевшей в кресле или лежавшей на кровати родителей в попытке прочитать «Краткую историю времени», которая у меня лично никакого интереса не вызывала. Переливание крови, проведенное мною, явно придало ей сил; по крайней мере, кровотечения из носа прекратились совершенно. Тем не менее ее еще лихорадило, и выглядела она изнуренной нестерпимым зудом, вызванным концентрацией солей желчи. Она не спала нормально в течение последних недель и теперь дремала, в то время как я менял повязку на ее ноге, которая выглядела сейчас много лучше. Когда она очнулась ото сна, я засыпал ее вопросами; прежде всего, относительно ее путешествия в Индию, а затем о ее пребывании в больнице Гаи. Она отвечала кратко, но дружелюбно. Чтобы скрасить скуку тянущегося времени, я начал расспрашивать ее о вещах, напрямую не связанных с ее болезнью, — во-первых о ее компаньонах по путешествию, особенно о коротко стриженной Микаэле, девушке с огромными серыми глазами, той самой, которая доставила сведения о болезни родителям Эйнат в Израиль, а затем, как если бы я намеревался стать их семейным врачом, плавно перешел к незначительным вопросам, расспрашивая ее о младшем брате и очаровавшей меня бабушке. Затем я стал активно расспрашивать ее о родителях, с которыми у нее — это было совершенно ясно — не было контакта. Но все-таки я спросил, насколько соответствует действительности факт, который сообщил мне ее отец, — будто его жена не в состоянии оставаться одна…

Когда стемнело, наконец появились Лазары, переполненные впечатлениями прошедшего дня. Лазар вернул мою камеру и поблагодарил за идею путешествия. В добавление к конфетам и шелковым шарфам, которые они купили для себя, они привезли подарок мне тоже — модель Тадж-Махала из розового мрамора высотою едва ли не в фут. Жена Лазара с большим энтузиазмом описала все, что они увидели. Сам Лазар выглядел умиротворенным, и похоже, его очень позабавили эти странные индийцы, которых они встретили по дороге; выглядело это так, как если бы только сейчас он разглядел их истинную сущность. Лицо его за это время покрылось загаром и утратило тот серый оттенок, который испугал меня. Они собирались заказать большой обильный ужин на четверых, который должны были доставить прямо в номер, но мне внезапно расхотелось есть; поднявшись, я вышел.

Я вышел на улицу, чтобы прогуляться и сказать свое последнее «good bye» Индии. Так же, как несколько дней назад, я побрел по темным улицам Нью-Дели, на этот раз в более зажиточном районе, свободно двигаясь в толпе горожан, обладавших в сумерках поразительной и странной легкостью. И в эту минуту внезапно я осознал, что, вопреки моему юношескому хвастовству перед Лазарами, я никогда больше не вернусь в Индию. И сколько бы я еще не прожил, мне никогда не увидеть великолепия Тадж-Махала, который они увидели сегодня. Сознание собственной правоты наполнило меня непередаваемой грустью.

Тем временем впервые с момента прибытия в Индию я переступил порог магазина, чтобы купить что-нибудь моим родителям. Войдя в благовонную полутьму, наполненную шелестом ярчайших тканей, я подумал о двух очень далеко отстоящих друг от друга кроватях в спальне родителей и засомневался — есть ли в этой спальне что-нибудь яркое, не говоря уже о вызывающе кричащем. И я купил два красиво раскрашенных отрезка ткани, которые, по моему разумению, могли бы украсить родительскую спальню — мне показалось, что из этого выйдут отличные покрывала на кровать. Мне это понравилось, и я собрался купить еще что-нибудь, поскольку все стоило восхитительно дешево, но внезапно я понял, что не хочу больше в одиночку бродить по городу, и решил вернуться в отель и присоединиться к Лазару и его жене — может быть, и она поблагодарит меня за испытанную ею радость прошедшего дня, которой обязана мне. Но, вернувшись, нашел, что они, похоже, легли уже спать, поскольку ни единого звука не доносилось из их комнаты и ни единого луча света не вырывалось наружу. Ничего не оставалось, как самому отправиться в постель, и, подобно тому, как это было прошлой ночью в Бодхгае, всю ночь я ворочался и вертелся, не в силах заснуть, хотя обычно засыпал, едва коснувшись подушки.