Юрий Вахтин - Иуда Искариот

- Нет, нам не преподают по истории, к тому же Бога нет, - быстро ответил Иван, он совсем разволновался, пересохшие губы предательски изменили голос.

Сергей Сергеевич беззлобно улыбнулся одними глазами:

- Нет, друг мой, это не по истории преподают, это по книге жизни. Хотя история и есть наша жизнь, только изучают ее потомки.

Пришел «Колобок», со стуком в дверь зашел в свой кабинет, положил подписанные документы перед Сергеем Сергеевичем, нервно дергая пальцами и тяжело дыша.

- Ну, вот и все, Иван Егорович, еще маленькие формальности и принимайте хозяйство. Поработаете в комсомоле, закончите аспирантуру, а там ждем Вас в райкоме КПСС. Большому кораблю – большое плаванье, - Сергей Сергеевич встал, протянул Ивану мягкую, совсем не мужскую руку.

Инструктор ушел. «Колобок» еще долго бегал по кабинету:

- Инструктор! Сергей Сергеевич! НКВД или как оно сейчас – КГБ, вот кто этот инструктор, - бормотал под нос «Колобок».

Иван задумчиво сидел за столом, опустив голову, в ушах звенел голос Сергея Сергеевича: «Всегда нужен свой Иуда Искариот! Свой Иуда Искариот».

Вскоре из-за какого-то пустяка он поссорился с Ниной Новиковой и стал встречаться с красавицей Леночкой Петровой из соседнего института культуры.

- Иван, представляешь, наш Витюшка возит свою пассию на дачу, - сообщила Елена Владимировна.

- Ну и что, жизнь, мать, сейчас немного другая, и молодежи скучны наши ценности. Все происходит быстрее. Век атома, Леночка, - попытался отшутиться Иван Егорович, подошел к жене, пытаясь обнять ее за плечи.

Любви между супругами Захаровыми давно не было, да и была ли любовь вообще? Как в протоколе партийного собрания – все сухо и скупо, без лишних фраз.

Через шесть месяцев их дружбы Леночка защитилась. Она могла с помощью папы-директора остаться работать в областном центре, но за два дня до выпуска молодой перспективный секретарь комитета комсомола СХИ сделал ей предложение. Иван поступил в аспирантуру, Леночка устроилась на работу в областной партархив. Через полгода молодой семье дали однокомнатную квартиру с отдельной ванной и туалетом. Через год родилась дочь Галина.

- Знаешь, Иван Егорович, - как работник культуры, Елена Владимировна даже дома звала мужа по имени-отчеству, когда хотела сообщить что-то важное.

- Я слушаю Вас, Елена Владимировна, - в тон ей ответил Иван.

- Мне кажется, Вика совсем не пара нашему Виктору, мышка серенькая. Что он только в ней нашел?

- Ну, здесь, как говорится, сердцу не прикажешь.

- Причем здесь сердце? Ты, отец, повлияй, подействуй на мальчика. Он может пропасть, - уже раздраженно заговорила Елена Владимировна.

- Знаешь, Ленусь, я не заметил у него признаков пропадания. Вот счастье в его глазах заметил. И вообще, дело молодое - сколько их встречаются, потом расстаются.

- Нет, Иван, эта не уйдет. Здесь что-то другое. Ты не подумай, что я заелась, стала дворянка, - уже серьезно продолжала жена. – Вот она придет, все ходит, смотрит. А ты знаешь, какая в ее глазах пустота? Просто голубая бездна пустоты. Если наш оболтус светится от счастья, это видно за версту, то у нее в глазах ничего: ни радости, ни удивления, я не говорю уже о любви. Она как глянула мне в глаза – я вздрогнула. Не могут любить такие пустые глаза ни Виктора, никого не могут любить. Можешь меня считать ненормальной, но я никогда не видела таких пустых, совсем без выражения глаз.

- Что ты придумала, Ленусь? – Иван Егорович ласково обнял жену за плечи. - Растерялся ребенок, она жила в коммунальной квартире, мать - медсестра на «скорой», рубля лишнего нет, вот и ошалела девчонка от твоих модернов. Говорил тебе, обставляй квартиру попроще, не надо отходить далеко от народа, - Иван поцеловал жену в щеку.

Всю мебель, весь дизайн их четырехкомнатной квартиры Елена Владимировна взяла в свои руки, и получилось что-то среднее между квартирой и музеем. Пусть в рамках были не картины, а копии, и камин в зале без трубы не работал, но впечатление у гостей было потрясающее.

- Как по глазам определить мысли человека? Леночка, ты перечитала романтической литературы.

- Нет, Иван Егорович, глаза – это зеркало души.

«Глаза – зеркало души». Ваня Захаров попытался вспомнить глаза Нины Новиковой. Какие они были? Карие? Светло-светло карие и как преобразились ее глаза, когда он выказал ей свое недовольство, что она слишком его опекает. Все ребята смеются, называют ее нянькой. Они жили в одном общежитии, Нина двумя этажами выше. Со школьной скамьи они вместе. Еще в деревне их дразнили «жених и невеста». Иван дружил с Нининым братом – Алексеем. Нина на два года младше брата, но всегда была с ними. Неразлучная троица ходила на рыбалку. Ночами совершали набеги на колхозный сад, хотя сад у Новиковых был лучший в Николаевке. Осенью пекли на костре картошку, мечтательно смотрели на звезды. Потом к седьмому классу Нина за одно лето изменилась, округлела, заматерела, и уже язык не поворачивался назвать ее как в детстве – Воробышком. Иван выбрал СХИ, потому что с колхоза давали направление и платили пусть крошечную, но стипендию. Новиковы жили зажиточно. Мать Татьяна Сергеевна работала учительницей, у них была своя пасека, и отличница Нина могла выбрать ВУЗ попрестижней, но она пошла, как и Иван, в СХИ на зоотехника. Потом долгие три года армии Ниночка писала ему письма через день: все новости в деревне, в институте, среди друзей. Даже сколько вывела их, Захаровых, чубатая наседка цыплят, и какого они окраса. Ивану было всегда интересно с Ниной бродить по городу или ходить в пригородный лесок за грибами. Задумавшись, Иван часто пропускал хорошую грибницу, и радости Ниночки не было конца, она беззлобно шутила над нерасторопностью Ивана. Им было хорошо вместе. «Враг нужен всегда, и во все времена всегда найдется свой Иуда Искариот», - голос Сергея Сергеевича стоял в голове, как и тогда в кабинете парторга института.

Иван стал раздражительным, цеплялся и придирался к Нине по всяким мелочам, а иногда и просто от плохого настроения.

- Вань, - однажды спросила Нина. – Я тебе надоела? Ты встретил другую?

- Нет, Нина, понимаешь, наша дружба – это из детства. Мы были детьми, дружили, но мы, наверное, разные люди. Мы не сможем быть вместе.

- Ты думаешь, чтобы прекратить дружбу детства, надо поссориться? Но почему? Нам хорошо вдвоем.

- Было, Ниночка. Было хорошо. Мы взрослеем, и уже уморы Прохора Голубева, над которыми нам было весело в детстве, мне кажутся теперь глупыми и тупыми.

- Но я люблю тебя, Ваня, и ты всегда говорил мне, что мы всю жизнь будем вместе, - со слезами на глазах прошептала Нина.

- Да и умрем в один день, и в один час. Это сказки, Нина, русские народные сказки из детства. А жизнь - она совсем другая… - Иван запнулся, он понимал, что поступает подло, понимал, что это не его язык говорил Ниночке эти слова. Это слова и язык Сергея Сергеевича: «Иуда Искариот нужен всегда».