Гарри Гордон - Обратная перспектива

Славка:

— Это у тебя, Николай, болезнь такая. Как её… Хорёк, что ли. Шёл бы ты и, правда, к домочадцам, чем болтаться по тревожным кустам.

Рубцов:

— Счастье твоё, Славка, что я люблю тебя, как русский народ. А то дал бы тебе по морде. Выпить хочешь?

Славка:

— Давай.

Он взял бутылку и хмыкнул:

— Давно не пил из горлА. Пора тебе, Николай, завести стакан. И дом. И лошадь. И бабу.

Рубцов, горестно качая головой:

Славка:

— Так починил бы. Это вон Борисыч, — он кивнул на полузалитый дождями ялик. — Борисыч не может. Старый уже, слабосильный, а ты… «Матушка возьмёт ведро, молча принесёт воды», — передразнил он. Здоровый лоб вымахал, а воду ему старуха таскает. Да ещё молча. Не перечит…

Рубцов:

Славка:

Рубцов:

Славка:

Рубцов озадаченно посмотрел на Славку.

— Я русский! — сказал он, отхлебнув из бутылки.

— Это ты сейчас русский. А как помрёшь — хер тебя разберёт, русский ты или мавританец!

Дождь стучал по капюшону, глухой шум застревал в ушах, мешая слушать, правильно ли звучит мотор. Карл время от времени заглядывал, как учили — вытекает ли струйка охлаждения, хотя, если перестанет вытекать, что делать — неизвестно.

Шершавая река выгибалась, пружинила, тёрлась о берега, как плотва в нерест. Окружающая красота захватывала дух, и Карл сердился — он устал быть свидетелем красоты, земной и неземной, платоническим любовником закатов и контражуров, пора было вступить в связь с небесами и произвести на свет что-нибудь живое, хоть карлика…Тьфу, прости Господи. Всё — разберёмся с колодцем, и — в Москву, в Москву!..

Тане здесь хорошо — у неё долгие мучительные отношения с землёй: грядки держат в напряжённом ожидании чуда, и действительно — земля подпускает близко, открываются крупные планы, шевеление химических процессов происходит чуть ли не на глазах: всасывается навоз, черви гранулируют почву, пробивается семядоля. Выскакивают неожиданно ростки посеянных, потерянных два-три года назад корневищ — чеснока ли, лука, любистока… Это поинтереснее садоводства — там всё чётко и прагматично: отпилил, замазал, опрыскал, привил. Отошёл в сторону — полюбовался цветением. И всё для того, чтобы осенью всучивать родственникам и знакомым коробки с подгнивающими — хранить негде — яблоками.

— Интересно? — спрашивает Татьяна. — Так давай, садись рядом, ковыряй, кто мешает.

Да никто не мешает. Но и не помогает. Интересно, но не твоё. Приходится быть помощником, подсобником на подхвате — не оставлять же Таню одну.

При повороте на Пудицу нужно быть осторожнее, можно бы и помолиться — здесь, неизвестно почему, часто происходит что-нибудь нехорошее — то мотор заглохнет, то весло сломается, то утонет по-пьянке местный человек. И берега здесь низкие, заболоченные, заросшие непроходимым ивняком и ольховником, не проберёшься, случись что-нибудь.

Приближаясь к мосту, Карл с облегчением разглядел на пригорке одинокий «Москвич», — они опаздывали минут на двадцать, мужики могли не дождаться. Казанка лихо врезалась в песок, Карл спрыгнул, подтянул лодку, помог Татьяне выбраться. Из машины вышли двое, съёжившись под дождём, поднимая воротники. Татьяна раздала плащи, и гости выпрямились.

— Павел — назвался бригадир.

Он был в джинсовой курточке, лицо его светилось любопытством. Второй, Виктор, с виду студент, оказался студентом, правда, заочником.

Карл извинился, попросил всех посидеть недолго в машине и пошёл за водкой. Он взял три бутылки — одну к столу, вторую — на всякий случай, третью — просто так.

Странное дело, когда деревни были населены, водку завозили редко и мало. Теперь же, в пустой деревне, водка продавалась круглосуточно, и было её столько, на любой вкус, что хватило бы на десяток деревень, прежних, населённых… «Зачем!» — как сказал бы Славка.

Карл деловито, на глазах у незнакомых зрителей, залил бензин, усадил пассажиров, оттолкнул. Мотор завёлся с первой попытки.

Карлу было хорошо — лодка плывёт, дождь прекратился, мужики, вроде, ничего, и Таня взяла на себя общение. Он не слышал за шумом мотора, но общались они хорошо — Таня жестикулировала, мужики кивали и улыбались.

— Карлик, — повернулась Татьяна.

— А? — Карл сбросил обороты.

— Карлик! Паша знает Плющика!

Карл почему-то не удивился. Сквозь тучи проступило матовое солнце. Он пошарил одной рукой в пакете, достал бутылку и зажал между коленями, — отпустить руль не решился, проходили узкое место. Отвинтил крышку, отхлебнул и передал по кругу.

На причале Карл рискнул — не стал снимать мотор: за час вряд ли сопрут. В начале сентября проходящих лодок на реке слегка поубавилось, и каждая была на виду. Воровали на реке часто, но осторожно.

Непьющий Виктор торопил: делу время, давайте, пока не стемнело, выберем место для колодца, пошарим по всем направлениям, вода должна быть, и не глубоко, потом поговорим о стоимости и сроках, а уж потом допьёте вашу бутылку, Карл Борисович. Паша улыбался.

Карл не понимал, зачем они так важничают: колодец должен быть здесь, между сиренью и забором, в пяти шагах от крыльца. А вода — вода приложится. Но Паша достал из сумки две изогнутые под прямым углом проволоки, и Карл снисходительно усмехнулся: детский сад. Он понимал, что это научно обоснованные проволочки, но всё равно — это напоминало ловлю неопознанных летающих объектов в мутной небесной воде.