Дорис Лессинг - Великие мечты

— Он хороший мужик, — кивнул сын.

— Ты уже занимался комнатами Юлии?

— Там такая удивительная обстановка, что у меня рука не поднимается что-то трогать. Но да, конечно, мы будем их использовать.

— А что, если мы поселим в цоколе жену Руперта?

— Совсем как бедную Филлиду.

— Но я надеюсь, что это будет не навсегда. Руперт говорит, что Мэриел терпеть его не может. Как глупо с ее стороны.

— Значит, договорились: Мэриел в цоколе; мы с Софи на верхнем этаже; и еще мы будем пользоваться старой комнатой Сильвии, а я буду по-прежнему работать в гостиной. Тогда вам с Рупертом и двумя детьми останется шесть комнат на нашем с Эндрю этаже и все твои комнаты. И разумеется, у нас есть еще старая добрая кухня.

— Я бы никогда не предложила этого, если бы не знала, что дом практически пустует. И мы смогли бы немного перевести дух после всего…

— Мысль неплохая.

С энергией, которую он прилагал ко всему, что делал, Колин убрал суповые тарелки и выставил обжаренную в гриле рыбу. Он налил вина, отпил из своего стакана, снова долил доверху.

— Что у вас с Софи?

— Эндрю ей не подходил. Она говорит, что Роланд был как черная дыра, когда дело доходило до разрыва, а Эндрю — ну… одни добрые намерения, но в нем нет того накала, ты согласна? Он не заводит, — объяснял ей сын и глядел на мать улыбчиво, рассчитывая на понимание. — Тогда как я, — продолжал он, — захватываю, вцепляюсь в людей. В моем прошлом есть жертвы, способные доказать это, потрепанные и покусанные. Нет, ты о них не слышала. В общем, я вцепился в Софи.

— Две истерички в одном доме, — задумчиво произнесла Фрэнсис.

— Красиво сказано.

— И не в первый уже раз. Но ничего, детям уже десять и двенадцать, они скоро повзрослеют, да?

— Прежде всего, что-то я не заметил, чтобы Эндрю, я или Сильвия перестали нуждаться в семейном очаге, даже когда стали взрослыми. И во-вторых — знаешь, я только недавно стал понимать твое легкое обращение со временем. Что такое четыре года? Шесть лет? Десять? Да совсем ничего. Моргнуть не успеешь. Ничто так не помогает понять это, как смерть… И вот еще что. Тебе не приходило в голову, что дети могут предпочесть тебя своей негодной матери?

— Негодной? Она больна.

— Она же ушла к этому своему демоническому любовнику, так? Она бросила их?

— Нет, она взяла их с собой. Но теперь они… да, брошены.

— Надеюсь, они не слишком… докучливы, а?

— Пока что они вели себя как примерные дети. Что там на самом деле, даже не знаю.

— Тебе ничего не напоминает вся эта ситуация?

— Еще как напоминает. И даже больше того: Мэриел — дочь Себастьяна Хита. Ты, может, не помнишь этого имени? Помнишь? Он был известным коммунистом, такой же, как Джонни. Его арестовали товарищи в Советском Союзе, и после этого он пропал.

— М-да, отец, которого застрелили в затылок его же друзья-товарищи, — достаточный повод для некоторой эмоциональной нестабильности.

— А потом ее мать покончила с собой. Тоже была коммунисткой. Мэриел воспитывалась в чужой семье, где тоже все были коммунистами, но теперь вроде вышли из Партии.

— То есть можно смело сказать, что у нее было трудное детство.

— Да. Видишь, Колин, ситуация не просто знакомая, а повторяется чуть ли не один в один. Мне кажется, что я застряла в прошлом.

— Бедная моя мама! — жизнерадостно сказал Колин. — Не переживай, все устроится. Да, только не думай, будто с переездом сюда твои жилищные проблемы будут решены раз и навсегда. Я намерен жениться.

— На Софи?!

— Господи, нет. Я не совсем еще сошел с ума. Мы с ней просто друзья. Но я определенно присматриваю себе жену. Я женюсь и заведу детей — четверых, а не жалких два с половиной ребенка, как все вы. И тогда мне понадобится весь дом.

— Что ж, — признала Фрэнсис. — Справедливо.

После ужина Фрэнсис заметила, что уже поздно и что Маргарет и Уильяму пора ложится спать. Девочка встала и повернулась к ней лицом, наклонив беленький лоб в едва заметных веснушках, как бычок, готовый броситься в атаку.

— Почему это? Ты не можешь нас заставить. Ты нам не мать.

И потом то же самое сказал Уильям. Очевидно, что дети обсудили ситуацию и составили план действий. Два упрямых лица, два напряженных тела. Руперт, наблюдая за ними, побледнел, как и они.

— Да, я вам не мать, но пока я забочусь о вас, вам придется делать так, как я скажу.

— А я не буду, — заявила Маргарет.

— И я не буду, — поддержал сестру Уильям.

У Маргарет было круглое детское личико, еще не сложившееся в определенность характерных черт. С расстояния в несколько ярдов оно сливалось в бледный овал, на котором выделялся только маленький розовый рот. Сейчас губы были враждебно поджаты.

— Мы тебя ненавидим, — выговорил Уильям медленно фразу, отрепетированную заранее с Маргарет.

Фрэнсис охватил иррациональный, несоразмерный ситуации гнев.

— Сядьте! — рявкнула она, и дети, удивленные, опустились на свои стулья.

— А теперь слушайте. Я не ожидала, что мне придется заботиться о вас. Я этого совсем не хотела. — Тут она глянула на Руперта, которого эта сцена больно ранила. Фрэнсис продолжила чуть мягче: — Я не против того, чтобы присматривать за вами. Я согласна готовить, стирать для вас и все остальное — но такого поведения не потерплю. Можете сразу забыть о капризах, надутых лицах, потому что я этого не потерплю! — Она распалялась, и два бледных неприязненных лица не могли уже остановить ее. — Вы не знаете этого, но я вам скажу: я уже проходила все это хлопанье дверьми, подростковые бунты и весь этот инфантильный вздор. — Фрэнсис кричала на них. Никогда, ни разу не повышала она голос на ребенка до этого момента. — Слышите вы меня? И если вы собираетесь устраивать мне тут сцены, я просто уйду. Так что считайте, что это было предупреждение. — Она задохнулась и только поэтому остановилась. Брови Руперта, обычно готовые взлететь ироничными арками, сигналили Фрэнсис, что она хватила через край.

— Прошу прощения, — сказала она ему. И детям: — Это я не вам говорю. Запомните все, что было только что сказано, и подумайте как следует.

Не говоря ни слова, дети встали и тихо разошлись по комнатам. Но они скоро опомнятся и начнут обсуждать между собой Фрэнсис.

— Все правильно, — сказал Руперт.

— Ты думаешь? — спросила Фрэнсис. Она чувствовала себя разбитой и была недовольна собой. Она уронила голову на сложенные на столе руки.

— Да, конечно. Конфронтация должна была возникнуть, раньше или позже. И кстати, не думай, что я не понимаю, какой груз ты взваливаешь на себя. И буду не в претензии, если ты, как сказала, просто уйдешь.

— Я не собираюсь уходить. — И Фрэнсис потянулась к его руке, которая, почувствовала она, дрожала. — О, боже, — сказала она, — все это так…