Георгий Осипов - Конец января в Карфагене

Во втором внутреннем кармане пиджака лежал «Мальтийский сокол». Книгу сегодня Самойлов читать не собирался, но положил туда для дендизма.

В таком виде не с проводницей, то есть с кондуктором, флиртовать, — усмехнулся он, опережая события, — а идти сдаваться прямо в «дурку».

Особый шик 90-х годов — коньяк и таблетки — вперемежку с пижонским чтением романа «о черной птичке русского генерала Кемидова».

Кроме абстрактного желания отыскать бывшую, или познакомиться с новой особой противоположного пола, была у Самойлова и менее разгульная идея о том, как провести этот день, в особенности его вечернюю часть, когда интеллигенция посещает концерты и спектакли.

Самойлову очень хотелось, устроив маленький праздник искусства, на большой громкости и внимательно (от начала до конца) прослушать купленный им в Москве на Горбушке новейший альбом Black Sabbath. Он прекрасно понимал, что ни музыка, ни возраст этой группы не прибавляют ему моложавости, и уж точно не сделают сексапильней ту, кто согласится провести с ним вечер (мысль о совместном отходе ко сну Самойлов последние годы отвергал, как только мог, не жалея денег на обнаглевших таксеров больших городов и сговорчивых частников периферии). Но что-то подсказывало ему, что «Саббат» отгрохали очередной шедевр, пускай и не совсем похожий на то, что было ранее.

В подмосковной каморке, откуда он сбежал, ни черта не работало, да и не до музыки было ему, иногороднему, чьи обе зазнобы … В общем, оба романа, если их по-литературному сравнить с выброшенными на скалы рыбинами, начинали вонять так, что находиться с ними рядом Самойлову стало неприятно. Отсюда и театральный пиджачок, и трамвайные экскурсии по любимому городу, который может спать спокойно, но для чего-то еще живет — красится, бреется, пользуется «бархатным» кремом, даже если пора подумать о другом бархате…

А ведь он, Самойлов, еще сравнительно молодой человек. И самое прямое тому доказательство — наличие обитающих с ним под одной крышей прямых родственников вдвое его, Самойлова, старше, но сохранивших будь здоров какую активность. К счастью, вчера вечером они отбыли варить воду другим таким же старикам. И со вчерашней полуночи началось, можно сказать, «недолгое счастье» одного из тех, кому согласно декларации прав человека, стремление к счастью присуще от природы.

Говоря проще — у Самойлова появилась возможность (а с нею и желание) кого-нибудь привести и врубить громкую музыку. Только и всего.

Первый щелчок по носу нанесла хозяйка запертой двери, а она (какое-то время) нравилась ему больше всех. Но в случае ее визита стопроцентно отпадал «Блэк Саббат». С очарованием не знающего себе цены существа она бы важно, понизив голос, попросила:

«Поставь Фрэнка Сенатора ».

Трамвай затормозил у кинотеатра. Самойлов машинально поглядел, что показывают: на этой неделе «Сердце Ангела» и какой-то Тинто Брасс; на будущей — Тинто Брасс и «В постели с Мадонной» какого-то армянина. Не самое худшее кино. Для зрителей с Сермягиным диагнозом, между прочим, самый ранний сеанс — льготный, совершенно бесплатный, пускают по удостоверению. Жаль, что не дожил до этой радостной поры академик Сахаров.

Народу перед кинотеатром не видно. Только похожий на Тарзана человек самойловских лет выгружал из «Жигулей» без заднего сиденья ящики с местным пивом. Самойлов опознал в нем музыканта, отвратительно игравшего на гитарах и так же отвратительно певшего песни Макаревича.

«Все не так уж и плохо, — с удовлетворением подумал Самойлов. — Кино показывают западное, завязали с «Покаяниями». Надо бы сходить с Сашком хотя бы на того же Тинто Брасса. «Мадам Клод», по-моему, ничего была картина. С юморком. Любит сетовать Сермяга: «Как жили? Впервые «Место встречи» по цветному телику только год назад посмотрел. А до того был уверен, что фильм ч/б, как порнография, блядь-нахуй-блядь…» И это — чистая правда. Без красителей и ароматизаторов.

«Оплачиваем за проезд, пенсионные — предъявляем».

На фоне передней двери выросла фигура кондуктора.

Она была без полушубка, в тонком, но плотном бежевом свитере.

«Согласен», — внятно произнес Самойлов, и через пять секунд они узнали друг друга.

Он сразу устыдился плохо пришитой пуговицы на своем фирменном западногерманском пиджаке.

Он встал с места и разговаривал с нею стоя, словно они повстречались где-то в другом месте, допустим, в коридоре прогулочного катера, или фойе концертного зала. В антракте. Что касается катеров, трамвай до порта не ходил, он двигался по измененному маршруту, и после получасовой стоянки на пустыре направится в жутковатый район металлургических предприятий, где нечем дышать и нечего делать.

«Значит, у нас есть полчаса?» — галантно поинтересовался Самойлов, воспользовавшись полученной информацией.

Уши и руки у нее были такими же изящными, что и в семнадцать лет, разве что пальцы стали немного грубее, рябоватые щеки стали мягче, взгляд и улыбка — усталые… Он увидел на миг сияющий в темноте фаянсовый призрак ее фигуры, прохладный и податливый. Ему показалось, она поймала его взгляд в эту долю секунды, и едва заметно, коротко улыбнулась, «прочитав мысли месье». В ту полудалекую пору они мало говорили, после того как, найдя общий язык, избавились от посторонних знакомств, сохранив для пикантности лишь одну крупную, похожую на трансвестита подругу, влюбленную в индийский фильм «Танцор диско».

— Не смею более вас отвлекать — вымолвил Самойлов, будто они уже обо всем «добекались», и беспечным тоном добавил: — Как ты относишься к коньяку… Света?

— При нынешних стрессах — как все, — кротко ответила она, и полушепотом выпалила ошеломляющее: — Ты ж знаешь, какая я неисправимая… распиздяйка! Или забыл?

«Иначе мы бы здесь не встретились», — мысленно уточнил Самойлов, когда ее снова не стало в вагоне. Мало-помалу рассасывались и полусонные старики, а новые пассажиры, узнав про изменение маршрута, подниматься в вагон не хотели.

Самойлов оказался единственным пассажиром, сошедшим на конечной остановке. Кругом был косматый от сорняков пустырь. Водитель направился к будке диспетчера, кондуктор — к умывальнику. Самойлов точно знал, что где-то совсем рядом должен быть роскошный дворец культуры, но его почему-то не было.

«Выпью — и появится», — утешил он себя, заметив, что Света возвращается не с пустыми руками… Конечно, это были не рюмочки, но все равно…

— Света, мы здесь однажды выпивали с Сермя… с Сашкой на пару. Могу показать даже где. Пойдем.

Они подошли к яме для техосмотра трамваев. Вниз вели три ступеньки, четвертая не уцелела и раскрошилась. Ямой давно пользовались в качестве уборной какие-то завсегдатаи подобных мест — пустырей и стадионов. Стакан у Светы был всего один. Чтобы не тянуть резину, Самойлов плеснул в него столько «Бряга», сколько могло в нем поместиться. Поднял фляжку к солнцу — осталась ровно половина.