Игорь Удачин - Встретимся в Эмпиреях

— Может и такое случиться, солнышко… Но мы провели сегодня с тобой отличный день… — на секунду задумываюсь. — Да, действительно отличный. И я хочу думать только об этом.

Переходим шоссе. Прямо за ним — пустыри. Еще дальше — жилая часть города. Останавливаюсь посреди дороги. На разделительной полосе.

— В чем дело? — спрашивает Она.

Аккуратно через голову снимаю с себя цепочку с серебряным крестиком. С молодых ногтей носил его на своей груди и никогда с ним до этой минуты не расставался. Протягиваю Ей.

— Возьми.

Не берет. Смотрит на меня вопрошающим взором.

«Ту-у-у-у-у-у-у-у!!!»

Со всех ног сбегаем на обочину. Вздымая огромные клубы сизой дорожной пыли, мимо на полной скорости проносится трейлер. В окне кабины яростно сотрясается кулак водителя-дальнобойщика. «Уроды малолетние-е-е!» — в шумовом хаосе гудка, завывающего в ушах ветра и моторного гула долетает до нас не громче комариного писка. А ведь там никогда не ездили трейлеры, думается мне сейчас. Не до, не после. Просто не положено… Абсолютно не несущий никакого смысла факт. Но сейчас, спустя время, мне почему-то привиделось в этом что-то мистическое.

— Возьми, — повторяю я, — это на удачу.

В глазах Ее стоят слезы. Склоняет передо мной голову и позволяет мне самому надеть на Нее цепочку. «Не думай, Она многое понимает, — будоражит меня мысль в тот момент. — Еще больше, быть может, чем ты». Взгляд Ее упирается нам под ноги. Плечи судорожно подрагивают.

— Не надо, красавица. Не плачь.

— Я тебе не красавица!

— ?.. — вид у меня, наверное, глупый и растерянный.

— Я… я… — громко по-детски всхлипывает, — я… солнышко.

Выхожу из ванной. По всему телу, прокладывая извилистые блестящие дорожки, стекают капли воды. Проходя по коридору, ненадолго задерживаюсь возле зеркала. Пух! — «выстреливаю» в свое отражение из пальца, дурашливо дую на него и бреду дальше, в свою комнату. В ящике стола, во втором снизу, находится то, что собираюсь сейчас достать. Вот. Извлекаю наружу. Мои записи… Первые датированы апрельскими числами. Подумать только: какие-то четыре месяца, а сколько душевных метаморфоз подарило уже это время!.. Попадаются наспех набросанные тексты песен с аккордами над пляшущей строкой, причудливые каракули коротеньких стихотворений, мадригалов и просто мыслей, под настроение выплеснутых на бумагу. Набирается довольно внушительный ворох. Тщательно просмотренным откладываю в сторону каждый листик, каждый измятый клочок. Что-то вызывает во мне внутреннюю улыбку и умиление. Что-то — тоску, смятение и душевную подавленность. Острое ощущение одиночества и бессмысленности всего…

Что и как, одно за одним, осеняло и оглушало меня в те минуты — сейчас не передать. Ясность мысли потихоньку затуманивалась, а рука по-прежнему перекладывала исписанные листы с одного места на другое. Механика отрешения, вот как бы я это назвал.

Знаете, я почему-то подумал о Сливе тогда. И показалось… в некотором смысле понял его. А поняв его — как будто понял себя…

Беспорядочно сваливаю кипу своих записей обратно в стол. Захлопываю ящик так, словно никогда его уже не открою. Сажусь на диван, закидываю голову ― и глаза мои утомленно закрываются.

Как странно, — думается мне, — как же странно… Я еще толком не осознал этого, но я начал прощаться со всем тем, что до сих пор связывало меня с моей привычной жизнью. Расстаюсь. Волнительно, но, насколько хватает внутренней силы — осторожно. Как же хочется быть за гранью добра и зла! Верить, что все в жизни происходит так, как должно происходить. И нет в ней места для разъедающих душу сомнений, упреков, жалости…

Что ж… Завтра еще один день для прощания.

Наступившее завтра. 12 августа

Все наши ухищрения оказались тщетны — Виктория нашла нас в парке и обо всем узнала.

Сейчас ее привычно красивое лицо — серые разводы. Она не желает разговаривать с нами, но и не уходит.

— Прости, Вик, но мы уже решили, — взгляды Демона и Виктории даже не пытаются пересечься. — Пойми, подружка, мы не в состоянии спрятаться от войны, мы можем лишь разменять ее на войну другую. Свобода — теперь кажется — самая несвободная вещь на свете, как бы по-идиотски это ни звучало. Разве ты не успела почувствовать?.. Выбор… а на самом деле — лицемерное отсутствие его, хоть ты из кожи вон вылези!

Все четверо молчим.

Гляжу на Сливу. Слива уперся взором в затянутое белым облачным пухом небо и плавно покачивает головой, точно в такт какой-то трогательной музыке, звучащей для него одного. Меня вдруг посещает странная мысль, что сейчас этот парень счастлив. Не знаю, почему так подумал — не объясню. Демон нервно курит. Виктория смотрит на нас. Взгляд, описанием которого я не хочу больше задаваться и от которого не по себе. Видно, что Виктория так ничего уже и не скажет. Не ответит Демону ни слова. У всех у нас не осталось больше слов, и это кажется вполне естественным.

Пресловутый налет на «Волшебный Икар» назначен на 14-ое. На послезавтра («красное воскресенье»). Но тему упомянутого предприятия смаковать сейчас никто не возьмется, точно. Да и оговорено уже тысячу раз.

Еще день в запасе… Его, скорее всего, каждый проведет наедине с собой — он не в счет. Поэтому сегодня, сейчас, когда мы вместе — все особеннее, чем выходит на вид. Все это понимают.

И молчат…

Отчего, кстати, такой сказочно чудесный день? Солнечный. Ласковый. Таящий в себе необъяснимую умиротворенность, от какой и дышится по-другому. Море бликов всех цветов радуги на листве и камнях, на наших волосах. Почему не хлещет дождь, не сверкают молнии, не свирепствует пронизывающий до костей ветер? Почему с самого утра нам не повстречался ни один «мундир», а простые прохожие на улице, пока мы добирались до парка, чаще улыбались, встречаясь с нами взглядами, чем прятались за привычными масками отчуждения? Такой день — не для прощания. Такой день — для нового Начала. Странно.

Я подскакиваю на месте и даже вроде бы вскрикиваю — истлевшая сигарета больно обожгла губы. На тебе! Опять замечтался и опять всех насмешил. И как их веселит это каждый раз, не представляю.