Юрий Горюхин - Воробьиная ночь, Крайний подъезд слева

Ирина распахнула дверь и, сжимая в побелевшем кулачке ворот халатика, попыталась спокойно сказать:

— Имей совесть — кругом все спят!

— Да ваш муж тут не причем — это мой дурак, — папа Люды жизнерадостно улыбнулся Ирине и показал ремешком на притихшего Атоса.

— А я думала мой! — зыбкое самообладание покинуло Ирину и она со всей силы впечатала входную дверь в косяки.

Игорь сплюнул на пол, швырнул окурок к мусоропроводу и зашевелил губами, тихо рождая короткие, емкие слова.

— А вот мусорить, молодой человек, не стоит, какое бы настроение у вас не было.

— Пошел ты!

Атос зарычал и опять звонко залаял на Игоря, папа Люды вздохнул, цыкнул на пса, крепко взял его за ошейник и потащил по лестнице вверх. Игорь подошел к захлопнутой на замок двери и стал гулко стучать в нее кулаком.

За Людой зашли два Виталика, Юсупчик, Антон и Фазлыахметов, чтобы вместе пойти к классному руководителю Дим Димычу, который должен дать всем последние инструкции перед однодневным организованным походом на озеро Кандрыкуль.

Антон сказал, что лифт не выдержит шести человек и обязательно застрянет. Юсупчик сказал, что надо подпрыгнуть в лифте и только тогда он застрянет наверняка. Два Виталика тут же стали изображать прыжки. Люда сказала им, что они дураки и ребята дружно загоготали. Люда тоже усмехнулась сверстникам и многозначительно загрустила — какие они глупые, невзрослые, бестолковые и дурашливые в отличие от загадочного, умного, уверенного, надежного и немного строго студента Миши с пятого этажа.

Миша Смирнов отложил в сторону недостроенную модель самолета F22 — настроение творить пропало. Он видел из окна своей комнаты, как очаровательно раскосая Люда с веселой, шумной ватагой одноклассников вышла из подъезда и куда-то отправилась. Миша быстро убедил себя в том, что эти молокососы обманом заманили Люду на вечеринку, где накачают ее шампанским, в которое, подонки! чего-нибудь непременно подсыпят и будут потом, плотно прижимаясь, по очереди танцевать с ней, а когда она обессилено обмякнет на руках главного зачинщика и беспомощно захлопает глазами, полными слез, тот затащит Люду в спальню и на пошлой прокуренной тахте начнет срывать с нее вещи. Миша так долго, в подробных деталях представлял, как негодяй срывает с Люды вещи, как трогает ее нежное тело грубыми руками, что чуть не забыл представить свою месть главному мерзавцу и всем другим мерзавцам, которые, наверно, тоже воспользовались бы ситуацией, если бы Мишу не позвала мама пить чай с блинчиками и свежим медом, привезенным, гостившем у них вторую неделю внучатым племянником двоюродного брата папы.

— Располагайтесь, Анатолий Григорьевич. Леночка сейчас выйдет.

Антонина Васильевна исчезла за двустворчатой дверью в спальню, оставив Анатолия Григорьевича с кипой журналов «Cosmopolitan» на коленях и недовольно зыркающим Барсиком в кресле напротив. Анатолий Григорьевич вытер вспотевшие ладони о брюки, вяло полистал журнальчики, задерживаясь на страницах с загорелыми девушками в белом кружевном белье, сказал Барсику: «Пыс-с!» и немного заскучал. Барсик с отвращением зевнул, спрыгнул с кресла, и с достоинством полновластного хозяина вразвалку прошел на кухню погрызть KitеKаt из пластмассовой мисочки.

Анатолий Григорьевич отметил, что большие старинные часы на стене идут на пять минут быстрее его таиландского «Ролекса», нащупал большим пальцем правой ноги в новой туфле остренький камешек, сосредоточенно погонял его там, потом здраво рассудив, что Леночка с Антониной Васильевной выйдут нескоро, развязал шнурки, вытряхнул камешек и обнаружил, что на пятке только что купленного носка уже образовалась маленькая дырочка. Анатолий Григорьевич сказал:

— Черт!

В это время зашли Леночка с Антониной Васильевной и попытались сделать вид, что не замечают, как зарумянившийся Анатолий Григорьевич пытается быстро впихнуть ногу обратно в туфлю. Барсик же, вдруг почувствовав новые волнующие запахи, подбежал к ноге Анатолия Григорьевича, призывно мурлыкнул и стал недвусмысленно тереться об нее своей мордой. Антонина Васильевна вежливо оттащила Барсика от пятки Анатолия Григорьевича, взяла на руки и с укоризной погладила:

— Барсик, как тебе не стыдно — ты порвал Анатолию Григорьевичу носок.

Поджавшая было губы Леночка неожиданно встрепенулась и тут же заботливо предложила Анатолию Григорьевичу снять носок и отдать ей с мамой в починку. Анатолий Григорьевич растерялся, зарумянился еще больше и на всякий случай сказал:

— Я сам…

Тогда Леночка пожала плечами:

— Ну, как хотите, Григорий Анатольевич, — посмотрела в программу ТВ, отметила карандашом какую-то передачу и вышла из зала. Барсик с удовольствием расцарапал ладонь Антонине Васильевне, она попросила кота не нервничать и вместе с ним вышла вслед за дочкой. Сквозь неплотно прикрытые двери Анатолий Григорьевич отчетливо слышал громкий шепот:

— Мама, кого ты ко мне привела?! Неужели мои дела настолько дрянь?!

— Леночка, он совсем не так плох, как тебе показалось — первое впечатление всегда обманчиво.

Костик протанцевал с Викой Кучумовой вокруг стола, мимо тумбочки и самопроизвольно раскрывающегося шкафа к скрипучей кровати, где нечаянно спотыкнулся и упал вместе с партнершей в пыльные объятия свалявшихся подушек и одеял. Пружинный матрас крякнул, Вика, воспитанно взвизгнув, захихикала, Костя скользнул рукой по гладкой спине Вики и после небольших усилий протолкнул пятерню за тугой ремень ее шифоновых брюк.

Вика осуждающе сказала:

— У-у…

Костик спросил шепотом:

— Дай животик поцелую?

— Не— А.

Костик нежно пригрозил:

— Я убью тебя, сука!

— Убивай.

Костик тихонько прикусил Вике мочку:

— Дай животик поцелую?

— Не— А.

Костик проникновенно шепнул:

— Сука! Я убью тебя!

— Убивай.

Пережатая тугим ремнем, рука Костика затекла, он почувствовал как по ней поползли неприятные мурашки и вдруг вспомнил, что обещал сегодня встретить на вокзале сестру Риту с кучей тяжелых сумок, чемоданов и двумя двойняшками Сеней и Маришкой. Костик расстроился, перестал мять упругие ягодицы Вики Кучумовой, вытянул руку из-под ремня и спросил:

— Сколько время?!

— Какая разница.

Костик некоторое время поразмышлял, потом решив, что в ответе Вики присутствует здравый смысл, снова протолкнул пятерню за Викин ремень и бархатно шепнул:

— Я убью тебя, сука, то есть, дай животик поцелую?

Лена осталась у подъезда караулить бабушкин торшер, этажерку, швейную машинку «Зингер» и пузатый желтый чемодан на колесиках. Взмокший Женя в третий раз забил лифт вещами, втиснулся сам и по упрямому настоянию тети Сони проехал на этаж выше чем нужно. Тетя Соня встретила Женю, приложила палец к губам и суетливо зашептала: