Ильдар Абузяров - Агробление по-олбански

На одном из прямоугольных надгробий кладбища Петр прочитал:

HUSEINOVIC (Omer) SADIK

Vlasenica

1982–1995

Петр подошел к свежевырытой могиле. И заглянул в рядом лежащий, еще открытый гроб, напомнивший ему гигантский шкаф. В почти пустом гробу лежали даже не останки, а тощий кулек савана с какими-то фрагментами: рука, прикрывавшая кусок головы с большим глазом. По волосам с головы и ногтям с руки через экспертизу ДНК идентифицировали останки. И сразу Петр, будто сам там был, увидел все происходившее в последние минуты этим глазом. Сребреница захвачена. Молчаливые женщины ушли через коридор в Тузлу. Мужчины либо пленены и дожидаются своей участи, либо убиты. В доме осталось много барахла, и прячется маленький мальчик Садик. Он сидит под большой кроватью или шкафом и видит, как в дом заходят гигантские воины в огромных, плотно зашнурованных, военных ботинках. Грозно сверкают начищенные до небесно-звездного блеска набойки, бляхи-пупки, портупеи и «калаши». Чтобы войники не услышали дыхание и не увидели испуганных глаз, Садик прикрывает лицо маленькой ладошкой.

Один из добровольцев открывает шкаф и видит в нем вещи. Много вещей. Здесь и пеленки, и дубленки, вязаные свитера и цветастые платья, постылое постельное и нижнее пастельное белье. Цвет и едва уловимый запах последнего толкает солдата на приятные мысли. Он, ухмыльнувшись, отходит в сторонку, давая посмотреть на приятное зрелище братке. Следующего солдата нижнее пастельное белье приводит в неистовое бешенство. Он поджигает газетку и бросает ее в шкаф. Огонь, сладострастно облизываясь, прижимается своими огненными губами и красными раздувшимися ноздрями к мягкой нежной ткани.

А в это время другой солдат разглядывает стенку – полки, полные хрустальной и фаянсовой посуды: стаканы и салатники, конфетницы и фужеры, вазы и рюмки, раскинувшие крылья лебеди и поднявшие хвосты узорчатые рыбки.

– Смотри, сколько красоты! – с размаху разбивает красивую фигурку лебедя о стену второй войник. А зачем ему, ангелу смерти, вся эта красота? – Чувствуется, здесь жили эстеты!

– Хороший вкус и жадность – препятствие прогрессу! – соглашается первый, скидывая с плеч автомат. Передергивает – хрум-хрум – затвор, сплевывает на пол. В следующую минуту вся хрустальная красота от мелких, но частых автоматных плевков вмиг превращается в хрустальную крошку, в месиво из щепок и стекла.

Большеклювые птицы-мстительницы Эринии глумятся, мстят всему теплому и домашнему. Всей прошлой мирной жизни с ее культом накопительства и мещанской алчностью, к которой они не сумели или не захотели приспособиться.

Солдаты с автоматами заходят на кухню и расстреливают все, что им попадается на глаза, – микроволновку, телевизор, плиту, миксер, тостер, чайник – все разлетается на пластмассовые ошметки, вмиг теряя свою пуповинно-шнуровую связь с точками электропитания. В шкафу новенькие адидасовские костюмы в полиэтиленовых упаковках-пакетах корчатся от высокой температуры. А под шифоньером, еле сдерживая рыдания, корчит лицо мальчишка. Дым душит его всхлипывания, по лицу текут горячие капли слез. Домашний хрусталь, одежда и другие вещи напоминают ему тепло рук матери и бабушки. Теперь это все разрушено. Оплевав и превратив в пыль и тлен все то, что его родные пестовали и лелеяли, во что вкладывали свои человеческие души, фантазию и труд, войники выметаются на улицу. Мальчик бросается было за демонами войны, подальше от учиненного ими костра. Но в ужасе останавливается на веранде. Он видит, как солдаты во дворе склонились над трупом его дяди Горана. Вынимают из рассеченного тела сердце и желудок, почки и печень. А вместо сердца кладут мыльницу с тротиловым куском. Минируют «сапуницей». Языки пламени своим жарким дыханием плавят стекло, лижут играющие блики отражения. Грохот обрушившейся крыши хоронит их, дядю и племянника, в одной братской могиле. Отрубленная листом шифера голова с пытавшейся прикрыть глаза от ужаса кистью руки выбрасываются волной на улицу.

– Поехали отсюда, – не выдержал Эфлисон неприятного зрелища массовых похорон. И вот они уже снова в машине – три здоровых молчаливых мужика. Едут, не проронив ни слова, по дороге, прячущейся то в лабиринте гор, то в лощинах улочек старинного города. На крутом повороте их на бешеной скорости обгоняет «пазик». Вместо дорожных знаков вдоль трассы висят плакаты: «Пази, снаjпер!» и «Пази, мины!» «Пази» по-сербски означает «Внимание».

– Когда мама оденется, ты отнеси меня на руках, чтобы я сказала «пока». А ты пока следи, когда она оденется. Ладно? – Девочка Кака оказалась очень требовательным и принципиальным ребенком. То ни одного папы – то сразу три. Есть где развернуться.

Когда на Марину, словно на своем «Бьюике», наехала большой начальник Зинаида Петровна, мы стали по очереди сидеть с ее маленькой принцессой. Реабилитация принцесс. Раз в этой стране ничего не заработать, устроились нянечками-сиделками за идею.

Марина пыталась учиться на заочном финансового факультета. Чтобы перейти в кредитный отдел. Чтобы выдавать большие кредиты и получать чуть большую зарплату. Из книг у нее дома был только учебник экономики. Его-то и читали друг другу, пока Катя была занята игрушками.

– Вернемся к основам финансовой науки. – Жан раскачивался на кресле. – Что такое деньги? Деньги – это эквивалент товара. А когда кто-либо берет займ, то деньги выступают в форме долга. Долг есть обязательство вернуть деньги в будущем ради покупки чего-либо сегодня: иными словами, долг есть отложенный обмен. Каждый раз, когда деньги создаются за счет создания долгов, одновременно создается потребность создать в будущем еще больше денег. Таким образом, общая сумма долговых денег непрерывно растет, что одновременно означает, что должен расти объем произведенных товаров и услуг.

Дочитать экономику нам не дала Катя.

– Давайте играть, – предложила она.

– Давай, а во что?

– Дядя Жан, ты ложись на пол, будто не я, а ты заболел, надо выпить лекарство. Ложись, я тебе дам таблетку и сироп… Глотай, теперь запей водичкой. Лежи, лекарство еще не подействовало…

– В глубинах сегодняшнего финансового кризиса, – перенял эстафету из рук Жана Рауль, – бродит другой кризис, кризис создания товаров и услуг. В экономике «товар» и «услуга» – все то, что можно обменять на деньги. Если я посижу с вашим ребенком, когда вы на работе, без оплаты, экономисты не будут считать таковое действие услугой. Оно не может быть использовано для оплаты долгов: я не могу прийти в магазин и сказать: «Я посидел с ребенком своего соседа сегодня утром, дайте мне еды за это». Но если я открою детский сад и возьму с вас деньги за то же самое – я создал «услугу». А значит, и страна становится богаче.