Алла Герцева - У Вечного огня

— Как работаешь!? — крикнула Галина. — Чему вас в училище учат!? — грубо оттолкнула девушку. — Гляди, как надо! Это не палка, а голова. Опора нужна для повязки. Чтобы не съезжала! — руки ловко закончили процедуру.

— Спасибо сестричка! — улыбнулся мужчина, вставая со стула.

— Не реви! — похлопала Галина по плечу Зину, прислонившуюся к шкафу, и закрывшую руками лицо. — Извини! У меня душа болит от своих проблем! А тут вы, неумехи! Дома на куклах тренироваться надо! — Следующий! — крикнула в открытую дверь коридора. — Учись, девочка! — оглянулась женщина. — Иди сюда! — Зина подошла, стала рядом, вытирая ладошками глаза и щеки.

— Бинта кусок оторви, если нет платка. Нечего руками сопли размазывать!

Пожилая женщина села на стул, протянула правую руку.

Галина Семеновна осторожно разматывает бинты. — Где ж вы так умудрились! — покачала головой, открыв обожженную поверхность.

— На кухне, маслом! Сковороду не удержала!

Ловкие пальцы Галины обработали рану, забинтовали.

— Спасибо! — встала пациентка. — Легкая у вас рука! Дай вам Бог всего хорошего!

Галина улыбнулась. Я нужна людям! А мне ничего не надо! Только бы Колька вышел на свободу! Жить как прежде! Завтраки готовить своим мужикам, обеды. Стирать, гладить! Как в один миг можно лишиться привычной жизни. И оценить, как дорого стоят простые домашние хлопоты, которые, проклинаем, и тоскуем, когда теряем!

— Поняла! — обернулась к Зине. Та кивнула головой. Галина Семеновна вышла из процедурной. Скорее бы день прошел! Нет, пусть тянется долго, как можно дольше. Лучше, если завтра, вообще не наступит. Но так не бывает.

Тамара, накинув на плечи плед, вышла на веранду. Прошла по мокрым, после дождя доскам, до перил, вернулась обратно, снова вернулась к ограде. Остановилась. Глаза застыли на мокром листе, одиноко повисшем на голой ветке. Когда же сегодняшний день закончится! Ни спать, ни есть не могу. Голова тяжелая от мыслей. Скорее бы утро! Только бы Володьку отпустили! Ничего больше не хочу! Что Вадим сейчас делает!? Неужели, занимается ресторанными делами! Села в кресло, ощутив прохладу всем телом, закуталась в плед. Закинула ногу на ногу, покачала ногой, в стоптанной, домашней тапочке. Что завтра надеть! Черное платье, пальто! Как Надежда! Весь город только о ней и говорит. Одни жалеют! Другие боятся, воспринимают ее, как проклятие. Меня никто не жалеет! Говорят, с жиру бесились, вот и проглядели сыночка! Галину не жалеют! Любу тоже не жалеют. Одна вырастила двоих детей! Несчастная женщина!

— Ужинать будете! — Настя стала перед хозяйкой, сложила на груди, руки. — Весь день не кушали! Не сидите здесь! Простудитесь!

Тамара покачала головой из стороны в сторону.

— Я вам сок на столе оставила, Можно, домой пойду?

— Иди! — тихо произнесла Тамара, и отвернулась. Все уйдите! Никого не хочу видеть!

Люба толкнула дверь, втянула в прихожую тяжелую сумку.

— Что так поздно? Я уж волноваться начала! — Варвара Михайловна заглянула дочери в лицо.

— Вадим Евгеньевич гостинцев дал! — женщина развязала платок, сняла пальто, прошла в комнату.

Старушка поглядела на дочь, прижала ладони к щекам.

— К Наташке ходила!? Перевели ее!?

Люба недовольно прищурила глаза.

— Не ходила! Мне сейчас одна боль! Мишка! Что завтра на суде будет! Сколько дадут! Потом о Наташке подумаю. Сил моих нет! — Люба села на диван, протянула ноги. — Видишь, отекли. Туфли с трудом надеваю. На лекарствах живу! Устала! Сегодня, опять в обеденный перерыв просила посудницу Аню, укол сделать. Она раньше медсестрой работала. Беженка из Таджикистана. Сестра у нее здесь. Мужа похоронила, и приехала. Тоже двое детей.

— Неужели, посадят, Мишеньку! — старушка вытерла ладонью, прослезившиеся глаза.

— Кто ж его отпустит, мама! — Люба наклонилась, провела руками по отекшим ногам. — Убийство, с особой жестокостью! Может быть, этих двух откупят! А наш Мишка долго будет видеть небо в клеточку.

— Суп тебе разогрею!

— Не надо! В ресторане поела немного. В рот ничего не лезет!

Щелкнул замок в дверном окошке. Рука дежурного поставила чашки на откидную доску.

— Ужин!

Володька повернулся на нарах, приподнял голову. — Не хочу!

— Вставайте, ребята! — подошел к нарам, Михаил. — Завтра у вас трудный день! Решающий день в вашей жизни!

Семен, с неизменной ухмылкой поставил на стол миски с перловой кашей.

— Милости просим, к столу! — мужики застучали ложками.

Володька подошел, сел, придвинул миску, вдохнул запах еды.

Николай присел рядом.

— Внутри все воротит!

— Маминых пирожков захотелось? — скривил рот в ехидной улыбке, Семен. — После свиданки с вашими родителями, хорошо попраздновали! Остались светлые воспоминания!

— Мишань! Иди, поешь! — окликнул паренька, Михаил. — Хватит лежать!

Мишка не шевельнулся. Его уже второй час бьет озноб. Он со страхом представляет завтрашний день. Весь город соберется! Их посадят за решетку. Все станут смотреть на них, как на зверей в зоопарке. Наташка придет! Наверное, она меня проклинает сейчас.

— Присядь, Мишань! Семен хороший чай заварил. Попей, легче станет!

У Мишки голова болит от страшных мыслей. Посадят! Не вынесу тюремной жизни! Сейчас бы ходил в школу, сидел на уроках. Дома бабушкины пирожки, булочки. Он сглотнул слюну. В животе заурчало. Повернулся, свесил с нар ноги. Подошел к столу, придвинул миску. Ковырнул ложкой густую серую массу.

— Извините, разогреть некому! — высунул красный язык, Семен. — Не барин, холодную, лопай! — Мишка слизал с ложки кашу, прожевал, нехотя проглотил. Но голод победил. И вскоре чашка опустела.

— Чайку хлебни, горяченького! — подвинул кружку, Михаил. Горькая темная жидкость обожгла глотку. Сделав несколько глотков, Мишка охмелел от чефира. По телу разлилось приятное тепло. Поднялся из-за стола, переставляя, онемевшие ноги, добрел до постели, и свалился. Черт со всеми! Подумал он, проваливаясь в сумбурный, то ли сон, то ли бред.

Володька залпом выпил пол кружки горячего напитка. В голове закружилось.

Николай отодвинул кружку. — Мне нельзя!

— Надеешься, отпустят завтра!? Мышцы станешь качать! — усмехнулся Семен. — Вы убийцы! Не отпустят! Отсидите по десятке на брата, начнете жизнь с чистого листа!

— Не пугай детей! — стукнул Михаил кулаком по столу. — Ошибку совершили! С кем не бывает!

— За такое преступление по головке не погладят! — Семен раскурил сигарету, жадно затянулся. — Товарища живьем на огне сожгли! Была бы моя воля, передушил!

— Остынь! — занес над его головой, кулак, Михаил.

Николай подошел к нарам, откинул одеяло, лег и накрылся с головой. Отмотать бы, как в кино, пленку назад. Зачеркнуть, вырезать происшедшее!