Дино Буццати - Избранное

Зрелище было странным. Бука медленно описал в небе дугу и без единого стона, нелепо задрав лапы, опустился на снег. Там, в сугробе, он распростерся неподвижно и замер… навсегда. Луна озаряла огромное, вздутое, словно целлулоидное брюхо. «Не дай бог мне снова увидеть такое!» — сказал потом младший сержант Онофрио Коттафави. Под телом все шире расползалось пятно крови, казавшееся совсем черным в лунном свете. По телефону срочно вызвали машину из местной бойни, но она опоздала. Всего за несколько минут гигантское чудище сморщилось, точно лопнувший воздушный шар, и превратилось в жалкого крохотного червячка, отчетливо различаемого на белом снегу; а потом и тот исчез, растворился в пустоте. Осталось лишь страшное пятно крови, но до рассвета дворники смыли его мощными водяными струями из шлангов.

Говорят, что в самый момент гибели загадочного создания на небе было две луны, а не одна. А еще, будто бы во всем городе кричали ночные птицы и жалобно выли собаки. Пронесся слух, что женщины, старухи и девочки, разбуженные таинственным зовом, вышли из дома, встали на колени возле несчастного Буки и долго читали молитвы. Но доподлинных исторических подтверждений этим слухам не имеется.

Луна продолжала предначертанный ей астрономами путь в небе, часы летели, а дети всей планеты спокойно спали, не подозревая, что их смешной друг-недруг ушел навсегда в небытие.

Он был гораздо нежнее и ранимее, чем многие привыкли считать. И существовал на самом деле, хотя и состоял из бесплотного вещества, которое темные люди называют бреднями, иллюзиями.

Скачи, спасайся, старая, чудом уцелевшая фантазия! Цивилизованный мир мчится за тобой по пятам, жаждет уничтожить и уже никогда не оставит тебя в покое.

Мой друг-сицилиец однажды рассказал мне историю о том, как много лет назад на острове Липари один старик превратился в утес.

Честно говоря, меня это не очень удивило: я знал, какие там морские утесы.

Вкратце история, дошедшая до меня уже из третьих или четвертых рук, такова.

Жил в прошлом веке в Мессине один человек, владевший небольшой флотилией рыбачьих баркасов. Сын его, совсем еще юноша, жить не мог без моря и часто уходил с рыбаками; отец одновременно и гордился, и тревожился за него. Однажды ночью, неподалеку от западного берега Липари, всего в нескольких десятках метров, волной юношу смыло в море, и тело его так и не нашли.

Обезумевший от горя отец переселился на остров и каждое утро, если погода позволяла, подплывал на лодке к тому месту, где погиб его сын. Часами он сидел там в одиночестве, громко звал сына, о чем-то непрерывно с ним говорил.

Прошло немало лет. Отец погибшего овдовел и состарился. Теперь он лишь в дни полного штиля мог предаваться своей безумной затее. И вот однажды вечером ждали его ждали, а он не вернулся. Поплыли туда, нашли пустую лодку; она плавно покачивалась на волнах. Однако, к великому своему изумлению, рыбаки — они знали местность как свои пять пальцев — увидели, что на поверхности моря вырос утес. Прежде его не было.

И все решили: неутешное горе превратило старика в камень. С той поры, рассказал мне друг, даже самые отважные лодочники не рискуют ночью заплывать в те места — огибают их. Но издали, особенно в полнолуние, оттуда доносятся мольбы, всхлипы, крики и стоны несчастного отца.

Друг еще говорил, что, если смотреть с юга, утес своими очертаниями напоминает изможденного старика. Глубокой ночью губы его шевелятся, а из глаз текут слезы. Но горе тому, кто осмелится нарушить это безысходное одиночество. Один рыбак, дерзнувший поглазеть на окаменевшего старика, за несколько месяцев лишился всех четверых сыновей.

Воистину очень красивая легенда. И в этом году, приехав отдохнуть на Липарские острова, я стал снова расспрашивать местных жителей. Но, увы, легенды живут, переходя из уст в уста, лишь там, куда долетели издалека. А когда пытаешься на месте восстановить ход событий — находишь лишь туманные обрывки воспоминаний.

На Липари несколько рыбаков знали только, что среди множества больших и малых утесов есть один под названием «Старый отец». Печальную историю человека, который потерял сына и окаменел от горя, никто из них не слыхал. Лишь однажды в кафе я разговорился с пожилым, благообразным на вид местным жителей и кое-что узнал.

Ему было лет шестьдесят. Довольно плотный, тщательно выбритый, в белоснежной сорочке с коротким рукавом, он чем-то напоминал актера, игравшего роль главного мафиозо в одноименном фильме с участием Альберто Сорди.

— Простите, — обратился я к нему. — Вы здешний, с Липари?

— Да, здешний, — помедлив, ответил он. — Но зимой я тут не живу. А чем, собственно?..

— Понимаете, меня интересует одна история… мм… из местного фольклора, пожалуй.

— Ради бога, спрашивайте.

— Вы не слыхали про человека из Мессины, который много лет назад превратился в утес?

— Ну, в детстве слыхали что-то подобное… мало ли каких небылиц наговорят, — уклончиво ответил он и улыбнулся с легким недоверием. — Да ведь с тех пор столько лет прошло…

— А вы случайно не помните, как его звали? И когда это случилось?

— Упомянутый вами факт, если, конечно, можно назвать его фактом, имел место, скорее всего, в семидесятом году прошлого века, а возможно, и раньше, впрочем, не исключено, что ничего подобного вообще не было…

— Почему? Вы что, не верите?

— Этого я не говорил. Пожалуйста, не толкуйте мои слова превратно… — Он взглянул на часы. — Простите, мне пора…

И ушел, причем все до одного посетители кафе весьма почтительно с ним раскланялись.

На следующий день на крохотной пристани я спросил у двух мальчуганов, где бы мне найти моторную лодку, чтобы прокатиться вокруг острова. Море было спокойное, и для моего путешествия вполне сошла бы лодка с подвесным мотором.

Мальчишки куда-то умчались и, не прошло пяти минут, привели лодочника, выглядевшего, прямо скажем, диковато.

Он был высокого роста, худющий — кожа да кости, — иссиня-бледный. Ему бы можно дать все девяносто, если б на заостренном лице была хоть одна морщина. Нелепая соломенная шляпа с громадными полями придавала ему вид рокового незнакомца из тропиков, сошедшего прямо со страниц Конрада. Но особенно меня поразила отрешенность его взгляда, будто он не человек, а призрак. Хилые руки оканчивались подагрическими неповоротливыми кистями, да и походка была какая-то неверная, трясущаяся. Если б не штиль, ни за что не взял бы столь ненадежного провожатого.

— Знаешь, где находится утес «Старый отец»? — спросил я первым делом.

Он чуть склонил голову, что я принял за утвердительный кивок, и, не глядя больше на меня, направился к жалкой скорлупке, привязанной неподалеку к колышку обрывком каната. Залезая в лодку, он как-то неуклюже подпрыгнул, и его скрюченное тело словно пронзила дрожь. Я последовал его примеру. Лодочник, назвавшийся Крешенцо, с неожиданной ловкостью завел допотопный моторчик величиной с фотоаппарат. Под его ритмичное бормотанье мы поплыли по морю.