Тимур Зульфикаров - 33 новеллы о любви

Но этой лунной ночью ночию нощью я расстилаю свою вольную рубаху на горячем песке прибрежном шелковом и она сразу подрубленно перезрело перемлело радостно необъятно ложится на рубаху горячую мою разметав распустив разбросав во всю вселенную перезрелые а юные плоды ея…

И я наг и она нага

И я закрыв переспелые глаза мои тихо осторожно бережно льстиво отуманенно сладимо бредово ложусь восхожу на плоды ея…

Покоюсь на плодах ея… а потом воздымаюсь до райских звёзд, а потом опускаюсь до адовых подземелий…а потом бьюсь вьюсь на плодах ея как горная бессонная река на камнях…

И мы течём в ночи лунной как два бешеных ручья

А потом как одна бездонная жемчужная медовая река

И все врата ея открыты и я вхожу во все врата ея

И я объял ея и она объяла меня мя

И я узнал её как вечный муж

И она узнала меня как древляя жена

И я вхожу во все врата ея но не трогаю кишащие млечные сиреневые миндальные медовые соски её, потому что они принадлежат агнцу её… будущему Пророку Руси…

Жено!..

Но у нас будет наш агнец, возлюбленная моя, потому что от таких лунных пианых ночей раждаются солнечные дщери и сыновья…

И она вся ответствует покоряется мне

А потом волна набегает и омывает нас…

А потом мы восстаём от песка и не разлепляясь не разлучаясь не разъединяясь слипшись сойдясь смиряясь насмерть входим в волны…

И два стали одно

И мы входим в волны и омываемся в волнах

И нет на земле и не было в жизни моей роднее ея

И не было круглее слаще лунных губ её в губах моих! и лунных куполов грудей в устах моих! и лунных ягодиц ея в перстах моих!

И не было слаще родней лунной вселенской души ея

И где ея душа, и где моя душа — не знаю, не ведаю, не чую я я я…

Ты? ты? ты?.. я?.. я?.. я?.. Где ты? Где я?..

О Боже…

И я зарываюсь в золотой сеновал влас её и как дитя радостно сладко рыдаю…

И я пришёл на Кипр умирать а вот с возлюбленной моей омываюсь услаждаюсь в жемчужных медовых малахитовых волнах волнах волнах…

О Боже! что теперь? куда куда куда…

И вот я прожил долгую грешную жизнь, и любил многих жен, и сотворил много чад, и пил вино любви с возлюбленными пылкими, мудрыми другами моими, а любви не знал…

И вот встретил её перед смертью… но она навек ушла… О Боже… И я один на лунных Камнях…

…Я иду к морю, раздеваюсь, вхожу в морскую мягкую шелковую податливую вечную виноградную хмельную неоглядную блаженную животворящую, полную жизни утробу мякоть доисторическую дочеловечью теплынь, не дающую прохладу телу и отдохновенье душе…

Плыву…

Долго…

Берег теряется зыблется тонет вдали…

Зачем мне берег?..

Если она навек ушла…

…Я хочу блаженно умереть во кипрском виноградном монастыре Махерас

Чтобы душа моя уставшая от бесконечных русских снегов и бед

Обрела в исходе виноград вертоград

Да купалась аки дитя после ледяных прорубей в лазоревых виноградных

вечнопианых вечнохмельных волнах

Где жива осиянна струя Иордана в которой Святой Иоанн

Крестил окроплял Вечного Отрока Христа…

2010

…Ах, ветка персидской сирени… майской медово лиловой сирени…

И златые пчёлы налипли и пьют мёды её и не уходят когда ты нежно бережно хлестнула тронула задела дрожко меня по горящему лицу моему грешному… алчущему…

Но это уже было в мае, а мы встретились в феврале…

Ах, девочка, юница, как же рано расцвела ты на улицах моего родного азиатского ранневесеннего города Душанбе…

Ах, откуда у тебя ветвь розового ходжентского канибадамского миндаля, летящая по весенним талым улочкам моего родного колыбельного Душанбе, где я бреду, плыву, лечу, витаю по плывущим улочкам, где я уже зрело млад, а ты еще недозрело зелена юна…

Я уже седой поэт, я приехал вернулся из лютой Москвы ненадолго в родной такой маленький неказистый кривой блаженный городок Душанбе…

А ты еще школьница в форменном коротком платьице с белым фартучком летучим и две косички льняные русские вьются спадают плещутся по твоим кошачьим чутким ушкам по сиреневым талым глазам шалым твоим, слегка раскосым от пыли азиатской…

Азиаты азьяты блаженны раскосы глазами от вечной пыли, а бездонны душами от вселенских близких плеяд над горами и пустынями…

И вот я брожу летаю витаю по родным душистым улочкам в поисках распахнутых доверчивых быстропокоряющихся переспелых дев и жен…

Я древний умелый охотник на вешних дев и жен, как все поэты, бродящие в садах жен…

Весна — пора любовных охот… у оленей осенью гон, а у человеков — весной, а у поэтов — весь год…

И вот я бреду брожу по пахучим улочкам в поисках пахучих лакомых открытотелых запутавшихся дев и жен, а встретил недозрелую школьницу-юницу… тебя, тебя, тебя… айхйяяя…

И я люблю творить из спелых дев неумелых недозрелых сладчайших жен, жен, первожен, а тут встретил тебя и споткнулся замешался… замаялся, как охотник без ружья… увидевший дичь близкую сладкую покорную…

И в горячительных туманных дурманных твоих нежнольющихся руках — ветвь канибадамского розового миндаля… миндаль раньше всех цветёт в февральских беспробудных снегах…

И вот ты рано расцвела, миндальная девочка розоволикая моя, и вышла на весенние улицы, где бродят девы готовые стать женами…

А ты средь них миндальное дитя, дщерь, агница, ветвь юная розоволикая моя… агнец доверчивый средь вешних волков…

Кто пустил тебя на эти улицы

Где матушка и батюшка твои

Где братья сестры заступники первомладости твоей…

Кто дал тебе ветвь первоминдаля миндальная девственница моя…