Галина Тарасюк - Новеллы

— Вот придурки, так придурки! — ужасался вслух реформатор Дурында. — Ну, теперь нас уж точно всех пересажают…

Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы с горы, но уже со стороны села, в рассеявшуюся толпу не врезался милицейский “газик”, а за ним сельский председатель и микроавтобус-лаборатория.

— Стоять! — крикнул председатель. — Не ругаться и не хулиганить! А нето — “Беркут” вызову!

Народ притих. Милиция с лабораторией проехали дальше и остановились возле “Форда” арендатора. Темное стекло опустилось, и над ним склонились милиция с лаборантами. Председатель нервно переминался на толстых, медвежьих своих ногах. Наконец, призывно махнул рукой:

— Все, все сюда!

Толпа неохотно двинулась и остановилась на расстоянии выстрела: впереди — неимущие пайщики КСП “Новая жизнь”, за ними — мелкие фермеры и предприниматели, в арьергарде — вольные казаки Моджахед и Киллер.

Первой заговорила милиция:

— Так есть свидетели преступления или нет? Кто-нибудь что-нибудь знает или нет?

— Да откуда?.. Ничего мы не знаем… — глухо загудела толпа.

— Хорошо, следствие разберется… А теперь слово имеют специалисты независимой… рыбола… тьфу! Лаболатории…

— Плохи ваши дела, — грустно сказал упитанный независимый специалист с длинными, как у девицы, волосами, перехваченными на затылке резинкой. — В воде выявлена высокая концентрация ядовитых веществ, идентичных тем, что мы нашли в бочках на разрушенном и разворованном складе ядохимикатов. Склад, как нам сказали, принадлежал бывшему колхозу.

— А почему вы думаете, что это не с поля натекло?.. Сами же кругом пишете, что все наши земли отравлены…

— Ну да, с тех пор как — колхоз, сыпали и сыпали… и селитру, и азот…

— Ничего мы не думаем, мы только констатируем факты. Может, и с поля, как вы говорите, натекло. Но плотность концентрации свидетельствует о том, что воду отравили нарочно, выбросив в Озеро тонны химикатов…

— Что это вы такое нам шьете? У кого эти тонны могут быть?

— Возможно, воду отравляли не один день. Постепенно… год, два. Изо дня в день. Пока вы здесь стояли, мы обследовали все дворы поблизости и в каждом нашли тару от разворованных ядохимикатов: бочки, канистры и другие емкости…

Толпа замерла. А потом загалдела, послышались выкрики:

— Вы нам тут не шейте! Как вы смеете! Где право?.. Подумаешь, сдохла чья-то рыба!.. Может, и сам отравил… Им что?.. У них деньги… Что хотят, то и творят… А мы виноваты, потому что у кого-то рыба подохла?!.. Вы нам не шейте! И на вас найдутся суды и прокуроры! И закон найдется!

— Мама! Мама, у нас утки сдохли! — Перекрикивая шум на плотине, заверещал с высокого берега самый младший сын Екатерины Стреховой.

— Ой божечки, а я теленка вчера поила… — так и села Сянька-сплетница.

— Но это еще не самое худшее, — продолжал, будто издеваясь, специалист из лаборатории. — Плохо то, что Озеро превратилось в смертоносный резервуар, бомбу замедленного действия, жить возле которого вы и ваши дети, и даже внуки, обречены на всю жизнь. Но воду спустить мы не позволим, потому что она по притоке пойдет в Речку, а потом в Реку и за какие-то сутки уничтожит в ней всю флору-фауну, и, что самое страшное, отравит главную водную артерию страны. А это — преступление, на которое мы не пойдем…

— А нам какое дело! Мы заложниками какого-то князька, крутого какого-нибудь быть не собираемся!..

— А он здесь ни при чем. Он — жертва. К сожалению, все мы — жертвы и виновники этой большой экологической трагедии государственного масштаба…

Специалист трагически замолчал, а поставленный перед фактом народ, напротив, закричал, запричитал, а громче всех Юлька, мысленно прощаясь со своим кафе:

— Что же нам делать? О Господи, что нам делать?! Говорите: вы начальство…

— Стоять! — скомандовал председатель. — Пока. А потом всем разойтись, взять свои верши, хватки, просто корзины и выловить рыбу. Всю — до одной. Закопаем подальше, где-нибудь под лесом, там, где дохлый колхозный скот закапывали. И будем ждать, пока в Озере яд осядет.

— Бабушка, у нас теленок околел, а у дяди Николая — гуси, — снова раздались детские голоса, но на этот раз уже с низкого берега.

Толпа заволновалась еще сильнее:

— Что делать?.. Мы так повымираем сами… Спустить воду!.. Открывай заслонки!..

— Назад! Стоять на месте! Стрелять буду!

— Стреляй! Нам все равно помирать! — неожиданно для всех выступил грудью вперед, как комсомолец на старой картине, казалось бы, пропащий киллер Валерка Бескоровайный и тут же бросился с берега на дохлую рыбу, чтобы по воде добраться до заслонок. За ним, как в атаку, в мертвую воду неожиданно для всех прыгнул и Алешка Моджахед.

— Назад!

— Вперед! Только не глотайте воду!

Но предостережение прозвучало слишком поздно: Алешка мгновенно посинел и перевернулся пузом кверху, как рыба… На плотине стало тихо. Все, будто контуженные, смотрели на несчастного Моджахеда, который покачивался среди потускневшего от солнца рыбьего серебра. И не слышали, и не видели, как неистово, будто ледокол льды, киллер Холера разбивал грудью потухший пласт рыбы. Верхний пласт рыбы уже хорошенько нагрелся, припух и пах мертвечиной. Но Валера греб и греб, стараясь как можно быстрее добраться до заслонок, потому что его кожа начинала в воде гореть, как в огне. Был злой и решительный, как и той ночью, когда высыпал в Озеро мешок дуста, чтоб мать вместе с колорадским жуком не травила картошку: привык на новой работе к экологически чистым продуктам.

Наконец он ухватился за “быка” — скользкую деревянную опору, поднял заслонки, дивясь своей нежданной богатырской силе. Вода, чуть не подхватив киллера, ринулась через ров, а с ней с ревом вырвалась на свободу и мертвая рыба.

Среди мелкого серебра карасиков, красноперок и плотвы плыли бревнами старые двухметровые щуки, сомы и карпы; длиннющие, как анаконды, вьюны, мордастые толстолобики и здоровенные, как тазики, черепахи… Валера ошеломленно провожал их глазами — он не предполагал, что такое водилось в его Озере… Это же мясо, как из кабана… Но сожаление пропадало, как только он вспоминал — чье все это… Мимо него плыли в бездну чужие деньги, большие деньги, ничьи уже деньги, и от этого становилось приятно, и уже не мучила совесть. Простреленная душа бедного киллера торжествовала: так опротивела ей за короткую жизнь чужая крутизна, эти, блин, распухшие от “зелени” дебилы, эти, блин, уроды, ради которых он рисковал своей молодой жизнью, своим драгоценным здоровьем!.. Стрелять их не перестрелять!..

И в это мгновение мимо киллера проплыло что-то гигантское, как лохнесское чудовище, облепленное мелкой вздутой рыбой. Он прицелился натренированным глазом и узнал недавно еще живого Алешку Моджахеда. Хотел было придержать его, но тот скользнул вместе с рыбой изо рва и понесся между ивняком, как морской электрический скат, расправив на широкой воде полы пиджака. Валера похолодел, как бывало временами на “стрелке”, и устремил глаза к небу. Над ним стояло все село: черные зонты женских юбок и гофрированные трубы мужских штанов с перпендикулярно плотно прилегающими к ним плоскими лицами, выпученными глазами и темными дырами ртов.