Ирина Богатырёва - Движение без остановок

Как и мне некогда на Якиманке, он рассказывал о своей жизни, своих друзьях, всех поголовно певцах и поэтах; как и меня некогда на Якиманке, Настю завораживала его манера рассказывать, его голос и бесконечность всех историй, плавно истекающих одна из одной. Обернувшись, я видела Сашкину спину и Настю в профиль, ссутулившуюся, обнявшую колени, освещённую красным, и её лицо выражало в этот момент что-то неясное для меня — а может, оно как раз ничего не выражало, и потому было красивым. А если перевести взгляд дальше, я видела, как стоит и пристально наблюдает за поляной с пригорка из-за палатки девушка-шаманка из камня. Тогда она казалась мне моим отражением: нас было двое молчаливых наблюдателей, я и Чачкан.

Даже если, замёрзнув, я прохрамывала мимо них в палатку или садилась рядом греться, они не обращали на меня внимания и Сашка не прерывал свой рассказ. Они были столь погружены в тепло этих вечеров, что остального для них всё равно что не было. Я замечала, что их стягивает всё больше и больше, но не могла предположить, что случится то, что случилось.

Хотя, даже если б я догадалась, разве стала бы, захотела бы, осмелилась бы что-нибудь предпринять? Нет, потому я просто смотрела и удивлялась: как же непостижима ты, дорога, как странно порой тасуешь судьбы.

А теперь они ушли и сварили кашу, которую нельзя есть: крупы отказались вариться вместе, и какой им будет прок от такого н-з?

— Ты любишь отгадывать знаки, Гран, — сказала я, указывая в котелок. — В чём этот знак?

— Ты можешь сама понять, Мелкая. Он говорит нам об этих двоих и об их безупречности .

Я кивнула и не стала уточнять новый термин — как-то сама поняла, что он имеет в виду.

— Как же они дойдут?

— Дорога им поможет. Это всё равно, что автостоп — главное, быть открытым и дарить радость.

После спуска снова выйдут к реке и будут идти вдоль неё. Встретят группу школьников, стройным гуськом продвигающихся к вершине — все с посошками и кружками на боку рюкзаков, как на парад. Они скажут, что до деревни идти меньше суток — они сами только сегодня вышли, но их забросили на уазиках до первого крутого подъёма. Поживиться у них ничем не придётся, и они отправятся дальше.

Перейдут реку по трём брёвнышкам, потом остановятся и станут есть голубику с кустов — растёт прямо у тропы, отчего ж не отведать? За этим занятием пройдёт ещё два часа, и они очнутся, только почувствовав, что приближаются сумерки. Подхватят рюкзаки и побегут вниз, но через полчаса увидят хорошую стоянку: стол под навесом, кострище очагом, и пара палаток там уже будет стоять. Подойдут, познакомятся, останутся на ночь. Хозяева палаток — группа туристов из Томска — будут кормить их, поить водкой и чаем за вдохновенный рассказ про все наши мытарства: про тропу в обход перевала и Озеро под ледниками.

А утром, уходя и рассчитывая к вечеру оказаться где-нибудь в окрестностях города, они оставят на этой стоянке баклашку с несъедобной крупяной смесью — им же больше не пригодится, а налегке идти веселей.

Одним утром проснулись — кругом лежал снег.

Поляна и лес вдруг стали тихи — ни птиц, ни ветра. Озеро спокойно отражало рассветное небо, но снег не спешил таять. Я жмурилась, так ослепительно вокруг сияло. Взяла в кулак, попробовала на язык — он был вкусный и капельку сладкий, как вода в Озере. Вдалеке, на горе, прокричала ворона.

И вдруг раздвинулись кусты — и на поляну вышли три мужика в красных комбинезонах. Не знаю, кто больше обалдел, мы, столько дней других людей не видавшие, или они, никого тут встретить не ожидавшие. Но после паузы мы нашлись и с ними заговорили.

Они оказались альпинистами, которые шли на ледник, за перевал. Они уже несколько дней ждали снега — по их словам только так можно было через перевал перейти — и вот дождались. А мы оказались четырьмя обалдуями, которые пришли к Озеру самым неочевидным, длинным путём, которым если и пользуется кто-то, так только местные охотники да чабаны, отгоняющие стада на летние пастбища.

— У тебя всё не как у людей, Гран, — сказала Настя, когда альпинисты ушли штурмовать свой ледник.

— Наша дорога распорядилась так, и верно неспроста, — ответил Гран. — Мы получили много и от этого места и от того, как сюда пришли.

— Я бы не расстроилась, если б этого не получила, — сказала Настя. — Но теперь-то мы знаем, что совсем рядом есть люди, и нам незачем разыгрывать из себя потерянную экспедицию. Мы же уйдём отсюда, правда?

— Ты знаешь, почему мы стоим.

— Ну и что. Мы в этих лесах уже долго, меня давно домой ждут, волноваться будут. Вы как хотите, а я возвращаюсь.

Гран пожал плечами и сказал:

— Ты вольна поступать, как хочешь. Это будет значить только одно: что наши пути навсегда расходятся.

Настя не ответила и ушла в палатку. Неприятное чувство вины заскребло у меня на душе, но потом заснуло: я поняла, что это рано или поздно произошло бы, просто теперь они сказали друг другу всё.

Дальше день пошёл, как обычно. Только Сашка вёл себя странно: он ходил где-то поблизости от меня, заглядывал в лицо, но от прямого взгляда стушёвывался и отскакивал, как от горячего. Наконец принёс мне ветку жимолости с ягодами и начал свой разговор, пока я их благодарно объедала:

— Ты знаешь, Мелкая, мне ведь тоже домой надо бы, у меня отпуск скоро кончится. Мне на работу, а ещё стопом назад идти.

— Угу, — кивнула с набиты ртом, смутно ощупывая ту тропу, на которую он ступал.

— Ну и ещё эта… ты понимаешь… у Насти же палатки нет, как ей идти одной? Мы же сейчас эта… в моей спим, у неё же нет… ну этой, ты понимаешь…

— Палатки, — подсказала я, сглатывая последнюю ягоду.

— Ага. — Он кивнул.

— Ну и что?

— Ну, ты не обидишься, если я эта… с ней пойду, а?

— С палаткой?

— Ну да. То есть нет, с Настей!

— Ну иди, а чё?

— Ну, ты того, ничего?

— А я при чём? Я не тороплюсь никуда. И палатки у меня своей тоже нет.

Он ушёл так, будто проделал большую работу, а я осталась на берегу и стала кидать камни в Озеро.

Если когда-нибудь в горах вас покидал товарищ, которого некогда вы любили, то вы поймёте меня. Если же с вами ещё такого не случалось, дай Бог, чтоб не случилось и впредь.

Вечером не стала с ними прощаться и утром не вышла из палатки. А что бы я могла сказать тебе, приятель? В добрый путь.

Опять собираются сумерки — в который раз для меня на этом Озере. Вновь начинает носится над водой с резким посвистом птица, провожая солнце. Но сегодня тепло, и я сижу до темноты. Небо сереет, потом густеет, замерзает, и прорезаются звёзды. Теперь пойду в палатку и буду ждать Грана — его ещё нет. Но это нормально, он всегда приходил при луне.

У кострища — огромная куча хвороста, может хватить не на один день, зачем ему столько? Различаю котелок с оставшейся кашей, прикрыт моей миской. Ковыляю к палатке, наклоняюсь — и вижу, что она открыта, полог откинут, и его, Гранова рюкзака нет.