Рут Рейчл - Чеснок и сапфиры

За Сорок второй улицей ситуация становилась получше. Тут было полно закусочных и бутиков, торгующих уцененной одеждой. Городской пульс забился быстрее, когда я подошла к магазину «Мейси». К тому моменту, как я приблизилась к Тридцать четвертой улице, Манхэттен превратился в нормальный город.

Затем я свернула на Тридцать вторую улицу и оказалась в совершенно незнакомом месте азиатского квартала, где все вывески кричали на непонятном мне языке. Казалось, что некий корейский город вместе с цирюльнями, мясными лавками, цветочными магазинами, аптеками и бухгалтерскими конторами подхватил торнадо и перенес в другую часть света, да так и поставил на другую почву как единое населенное пространство.

От Шестой авеню медленно и зачарованно я шла к Пятой, следуя за соблазнительным ароматом жарившейся на углях говядины. Запах тянул меня мимо магазинов, в витринах которых были выставлены красивые маленькие пирожные, далее следовали лавки лекарственных растений, в окнах которых громоздился лес из корней женьшеня и оленьих рогов.

Я перешла на другую сторону улицы и двинулась в обратном направлении, затерявшись среди киосков, торгующих газетами с непонятными буквами, и ресторанами, предлагающими домашний тофу и большие чашки молочного супа.

В этом вертикальном городе ценился каждый дюйм. Подняв глаза, я увидела вывески, предлагавшие массаж, спиритические сеансы, переводы и врачей, оказывающих помощь двадцать четыре часа в сутки. Этот компактный маленький анклав предлагал все, в чем вы, возможно, нуждались. Как же я столько лет не знала об этом?

Рэя я нашла возле Шестой авеню. Он стоял против ресторана, называвшегося «Канг Су». Похлопывал по ладони сложенной в трубку газетой. Его трудно было не заметить, даже если бы он не был единственным европейцем в этом квартале. Миниатюрный мужчина с непропорционально крупной головой. Казалось, он непрерывно радуется и чему-то удивляется, словно жизнь ежеминутно подбрасывает лично ему такие шутки, которые все остальные не в состоянии оценить.

— Удивительно, правда? — сказал он и жестом собственника обвел рукой улицу, словно сам ее только что сотворил.

Войдя внутрь, мы миновали темный суши-бар и поднялись по ступеням. На втором этаже пахло дымом, молодые люди ходили по комнате с ведерками, наполненными горящим углем, и подкладывали его в медники, стоявшие на каждом столе. Худенькие темноглазые женщины бегали мимо нас с подносами, на которых лежало маринованное сырое мясо и стояли маленькие тарелки с загадочной едой.

Я вошла в отгороженную кабинку, и официантка быстро поставила на стол шесть маленьких чашек с панчан — холодными закусками, которые корейские рестораны бесплатно предлагают к каждой трапезе. Взяла стальные палочки с заточенными концами, похожие на вязальные спицы, и подцепила кусочек маринованного огурца. Он был холодным, блестел от кунжутного масла. Подержала во рту, чтобы как следует ощутить знакомый мускусный аромат.

— Я думала, что нужно идти во Флашинг, чтобы в Нью-Йорке попробовать корейскую еду, — сказала я.

Рот загорелся от капусты кимчи, докрасна приправленной жгучим перцем.

— Странно, правда? — спросил Рэй, поднося ко рту кусок маринованного водяного кресс-салата. — Все это здесь, в центре города. Еда замечательная и при этом дешевая. Казалось бы, перед дверьми должны были выстроиться очереди. Но нет, здесь, кроме корейцев, никого не увидишь.

Я взяла увесистое меню, страницы которого предлагали огненные рагу, сытные супы и полдюжины видов говядины, жаренной на гриле.

— Американцам должна понравиться такая еда, — сказала я. — Они предлагают пищу, которой мы восхищаемся. Говядина здесь соленая и одновременно сладкая, готовят ее так, как нужно. Не понимаю, почему корейское барбекю не пользуется популярностью.

Рэй пожал плечами.

— Ты можешь это изменить, — сказал он. — Ты же ресторанный критик «Нью-Йорк таймс». Во всяком случае, можешь попытаться.

Разговор принял нужное направление. «Спроси его, что произошло, когда он работал в «Таймс»», — приказала я самой себе, но не могла выдавить ни слова, испытывая неловкость.

— Возможно, дела у них пошли бы лучше, если бы они перевели меню. Особенно если поиграли бы с названиями. Знаешь, вместо кульчжон [16] Устрицы, обжаренные в панировке. они могли бы назвать это «наш Хэнгтаунский омлет [17] Мексиканское блюдо — залитые томатной пастой жареные яйца на маисовой лепешке. ».

— Попробуйте наш омлет, — подхватил он. — Приготовлен из свежих деревенских яиц. Обратите внимание: нежные устрицы из Блю-Пойнт, Лонг-Айленд, — корейская версия классики Сам-Франциско. А репчатый лук, который мы закупили на зеленном рынке, что на Юнион-сквер? Эти весенние луковки только-только собрали! Ну кто тут устоит?

— Бульгоги, — подключилась я, — говядина барбекю с Дальнего Востока. Наши высокопрофессиональные повара нарезают полосками лучшую вырезку, маринуют в соевом соусе, приправленном сахаром, чесноком и жгучим перцем чили, и приносят на стол, где на ваших глазах доводят до совершенства на пылающих углях.

— Чап чхэ, — сказал он, — интригующе прозрачные спагетти в легком и живом мясном соусе.

— Чжоткальтан — настала моя очередь. — Моллюски с берегов Новой Англии, приготовленные в кристально прозрачном бульоне.

Вглядевшись в меню, я спросила:

— Как думаешь, можно придумать эвфемизм для потрошков на гриле, который бы сделал их соблазнительными для американских посетителей?

Рэй покачал головой.

— Ты просишь невозможного.

Он был превосходным едоком — ни в чем мне не уступал. Мы просидели с ним несколько часов, запивая огненную еду корейской водкой из сладкого картофеля. Рэй рассказывал о том, что, по его мнению, было неправильно в публикациях отдела культуры. Такие ошибки бесили моего темпераментного коллегу. Я сонно кивала, дожевывая последние куски жареного мяса, меня разморило от жара пылавших углей.

Пора было рассчитываться, а я все не набралась смелости спросить Рэя, почему он ушел из «Таймс». Неожиданно на память пришла яркая картинка из прошлого: мама читает статью Рэя, посвященную румынскому ресторану, и решает посетить его. Дело было в начале семидесятых. Когда мы туда пришли, она ото всего пришла в ужас: от расположения ресторана в грязном Нижнем Ист-Сайде, от склянок со смальцем на столах, от примитивности пищи.

— Подумать только, что «Нью-Йорк таймс» это поощряет!

Мама с отвращением посмотрела на говяжью пашинку, что лежала у нее на тарелке.

— Им следует продавать это мясо ярдами. Я никогда больше не поверю ни единому слову этой газеты.

И я поняла, что мне незачем спрашивать Рэя, почему он оставил работу. Четверть века спустя ничего не изменилось.