Юрий Герт - Северное сияние (сборник)

Ему регулярно звонили — Регина, Белоцерковский, Арон Львович, все спрашивали о Фреде, и Александр Наумович каждому давал полную, то есть имеющуюся у него на тот момент информацию. Так что если учесть к тому же сложные

переживания, не оставлявшие Александра Наумовича ни на минуту, все дни у него были заполнены до отказа, тем более что он стремился поддерживать в доме порядок: доставал из ящика почту, стирал пыль, поливал цветы, следил за тем, полны ли висевшие на деревьях кормушки для птиц, и по уграм жужжал пылесосом на всех трех этажах. Все это время он почти не думал о своей рукописи, было не до того...

И так случилось, что добрался он до своей голубой папки и развязал узелок, когда за окнами шаркнули шины, стукнула дверца, зазвучали знакомые голоса — и Александр Наумович, обречено дожидавшийся этого часа, понял, что час Страшного Суда — наступил...

21

Они еще ничего не знали, не подозревали... Оба были разгоряченные, смуглые от загара — Нэнси, похудевшая, белокурая, кареглазая, затянутая в джинсы и майку с изображением Эйфелевой башни, и Фил — казалось, еще более раздавшийся в плечах, потяжелевший, уверенный в себе... Они были увешены чемоданами, сумками, пакетами, напоминая тугие от ягод виноградные грозди. Они перешагнули порог, но, судя по всему, еще перебывали где-то в небе, над океаном, или в автобусе, мчавшемся по трансевропейской трассе из одной страны в другую, или где-нибудь на Монмартре, в одном из тех кабачков, о которых Александру Наумовичу доводилось только читать...

Он не дал им опомниться, прийти в себя, принять столь необходимый с дороги душ... Он жаждал наказания, жаждал кары. В тот момент, когда он, с удивившей обоих настойчивостью, усадил их на диване в ливингрум, напротив камина, лицо у него было торжественное, за выпуклыми стеклами очков глаза горели сумрачным огнем. В его щуплой фигурке проступало что-то от древних библейских пророков, Исайи или Иеремии, но в отличие от них, мечущих громы и молнии против народа, впавшего в разврат, Александр Наумович объектом гневных обличений избрал себя.

Рассказ его был последователен и точен. При этом ни одной детали, которой мог бы воспользоваться в своей обвинительной речи прокурор, не было упущено, ни одна из них не была смягчена. Что же касается того, каким образом Фред в первую же ночь оказался на улице, было сказано, что он, Александр Наумович, совершенно непростительным образом пренебрег предупреждением по поводу опоссума, и в результате... В этом именно месте начавшие до того постепенно меняться в цвете лица Фила и Нэнси утратили три четверти своего европейского загара. Оба переглянулись. Нэнси всплеснула руками и сдавила виски кончиками пальцев с миндалевидными ноготками, отливающими бледно-розовым перламутром.

— Бедный котик... — прошептала она. — Бедный, бедный котик... Его загрыз опоссум?..

Фил ничего не сказал, но желваки на его лице взбугрились, закаменели.

Александр Наумович, ни на миг не поступаясь последовательность в изложении событий, перешел к тому моменту, когда Фред вернулся домой (оба, Фил и Нэнси, облегченно вздохнули) и, поев, растянулся перед камином, то есть как раз напротив того места, где теперь сидели они... И вот здесь־то он, Александр Наумович, обнаружил у него на шее кровоточащую рану...

Остатки загара смыло со щек Фила и Нэнси. Оба смотрели на коврик перед камином, словно пытаясь обнаружить на нам следы крови бедняжки Фреда...

— Он умер?.. — сорвалось с побелевших губ Нэнси.

— Он жив, — печально произнес Александр Наумович, всем своим видом давая понять, что самое тяжкое, самое страшное еще впереди... Но Нэнси не придала значения его нарастающей интонации. При слове “жив” она вскочила и чмокнула Александра Наумовича в щеку, считая, как и большинство женщин, свой поцелуй высшей наградой.

Но Александр Наумович, похоже, не придал никакого значения ее поцелую. Мало того, он даже как-то его не заметил. Он слегка коснулся пальцами щеки, слегка потер то место...

— Он жив, — не поднимая, не отрывая глаз от пола, проговорил Александр Наумович. — Но его жизнь стоит тысячу триста долларов...

Шок был слишком силен, чтобы справиться с ним в одну минуту. На это ушло по крайней мере минуты четыре, может быть — пять, то есть на то, чтобы справиться с первым, самым первым впечатлением. Нэнси сказал, что ей жарко, и попросила чего-нибудь холодненького, из холодильника. Но поскольку холодильник был пуст, Александр Наумович принес ей воды из-под крана. Однако ей было все равно. Она выпила всю чашку и попросила еще. За это время Фил успел подняться к себе в кабинет на втором этаже и спуститься с пачкой сигарет “Кэмэл”. Он распечатал пачку и закурил, что делал только в исключительных случаях.

Александр Наумович мог больше ни о чем не говорить, ни о чем не рассказывать. Но, не в силах преодолеть свой педантизм, он рассказал все. Рассказал он и о том, что, не зная, как быть, позвонил своему бывшему студенту, а впоследствии коллеге Игорю Белоцерковскому. При этом он не таил в душе никакой задней мысли, но его рассказ имел совершенно неожиданный эффект.

Едва он дошел до совета, который дал ему Игорь, едва упомянул его слова о том, что в Америке домашние животные считаются членами семьи, и тут нет двух мнений... Едва — и, возможно, в том, что он говорил, это и было самым главным, — едва он упомянул о вопросе Игоря относительно менталитета и самоидентификации, то есть, проще, считают ли они, Фил и Нэнси, себя американцами, настоящими американцами, как у обоих в лицах что-то переменилось... Оба устремили напряженно-настороженные взгляды на Александра Наумовича...

— И что ты ответил? — спросил Фил.

Александр Наумович только пожал плечами: разве не ясно, каким был его ответ?.. И мог ли он ответить иначе?..

Он готов был выслушать и принять любые упреки. Он сказал, что все, что у него есть, то есть семьдесят девять долларов, три доллара поглотил общественный транспорт, когда он ездил проведывать Фреда, он просит принять в общий фонд... Однако Фил похлопал его по плечу и заявил, что вел он себя совершенно безупречно, спасая Фреда, и то же самое сказала Нэнси, и сказала, что было бы хорошо прямо сейчас, right now, съездить за Фредом, привезти бедного котика домой, а пока они, Фил и Алекс, будут этим заниматься, она залезет под душ и приготовит что-нибудь поесть — и выпить, да, обязательно выпить!.. — за здоровье Фреда!..

22

Но тут раздался звонок, Фил поднял трубку и после короткого разговора сказал, что должен отлучиться на час-полтора по срочному делу... Наскоро переодевшись, он уехал, пообещав Нэнси на обратном пути заглянуть в супермаркет, прихватить чего-нибудь поесть и выпить.

— Бизнес есть бизнес, — на ходу бросил он брату. — Это Америка...