Кэти Летт - Мальчик, который упал на Землю

– Я прочел все книги, которые мама мне дала. – Мой сын настаивал на беседе с неумолимым рвением, и слова его врезались в прочие негромкие разговоры вокруг, сталкивались, давили друг друга, рикошетили от стен. – Но у меня по-прежнему масса вопросов. Например, собаки умеют «по-человечьи»?

Ему никто не ответил. Мерлин же продолжал, хотя даже ему стало неуютно от общего молчания:

– Я уже знаю, что у девочек волосы сначала вырастают на половых губах и только потом укрывают лобковый треугольник, а затем – бедра. Волосы на лобке смягчают трение.

Резкий тычок локтем под ребра – принятый во всем мире сигнал сменить тему. Но не для моего сына. Он только спросил растерянно:

– Зачем ты меня тычешь в бок, мам? Я сообщаю верную информацию.

Разволновавшись, он заговорил еще быстрее. Так конькобежец на истончившемся льду ускоряется, чтобы не утонуть.

– Я бы хотел сделать важное объявление, – сообщил он официальным тоном.

Про себя я взвыла, а вслух вполне резко предложила ему доесть поскорее, чтобы мы все могли перейти к десерту.

– У меня поллюции! – победно воскликнул мой сын, воодушевленный этим открытием не меньше лабрадора в мясной лавке.

Перед глазами заплясали черные точки. До меня дошло, сколько иронии было в моих усилиях и потраченных на логопедов средствах: более всего на свете я возжелала для своего сына немоты.

– Мерлин, – пролепетала моя мама, – тебе не кажется, что это очень личная информация? Такие вещи стоит держать при себе, нет?

Мерлин возмущенно посмотрел на нее:

– Ты же моя бабушка. Ты же должна хотеть знать обо мне все?

Слова Мерлина повисли в воздухе, как след от самолета. Оставалось только ждать, когда их развеет ветром. Тишину нарушила дочь Криса: скроив лицо отравленной улитки, она вылетела вон, к их машине. Мерлин, старательно изображая дружелюбие, включил свою самую высоковольтную улыбку – ею можно было прожечь четыре слоя кожи на любом лице. Но в глазах плескалась болезненная беспомощность. Он желал покаяться за совершенную по неведению ошибку, но не мог – не понимал, в чем она заключалась. И вновь мое сердце метнулось к нему.

Уходя, Крис осторожно похлопал моего сына по спине, словно опасаясь, что эта экзотическая зверушка может оттяпать ему пальцы.

– Я тебе позвоню, – сказал мне он. Но вскоре ушел в беспосадочный полет.

Вообще-то я не хочу, чтобы сложилось впечатление, будто все это время длилась эдакая непрерывная секс-олимпиада. Когда Мерлин пошел в седьмой класс, я уже списала себя на берег одинокой бессексуальной жизни амебы – или любого другого одноклеточного организма. Лэмбет за шестнадцать лет нашего обитания заметно изменился. Площадь по соседству заполонили мамашки, увлеченные йогалатесом [53] Система физических упражнений, гибрид йоги и пилатеса. и домашним хлебопечением. Они носили кольца на ногах – с зодиакальной символикой, разумеется, – и покупали чудесные деревянные игрушки с обучающим воздействием, которые так нравятся деткам... видимо, деткам с географическими или плодово-ягодными наименованиями. Наш дом, «восторг реставратора», так и остался неотреставрированным. Все постройки в округе претерпели архитектурное омоложение, моя же смотрелась на их фоне еще потрепаннее и обтерханнее. Но только не изнутри. Когда-то я думала, что дамы, утверждающие, будто их штырит от домашних дел, просто моющей жидкости нанюхались, но в последние несколько лет я стала одержима чистотой. Сестра сказала, что это явно мой способ ощутить власть над хаосом в моей жизни, которая и впрямь прирастала бардаком все сильнее. На Мерлиновы истерики соседи продолжали вежливо не реагировать, но поглядывали на него так, будто он только что выиграл право представлять планету в номинации «Межгалактический Чужой с Приветом». Я всем объясняла, что Аспергер не заразен, но родители этих Кассий, Киприн и Индиян все равно как-то не ощущали нашей принадлежности к их миру гастропабов [54] Соединение паба и ресторана; пабы с улучшенной, более разнообразной кухней, чем это было традиционно принято в английских пабах. Тенденция получила развитие в начале 90-х гг. ХХ в. в Великобритании, в нулевых – в США. и вибротренажеров.

К тому же на нашей площади я была единственной матерью, чей ребенок не ходил в частную школу. Местные образовательные чиновники распределяют детей в государственные школы по случайному, глубоко загадочному принципу. Эти бюрократы сами, очевидно, учились в Школе Здравого Смысла и Логики им. Бешеного Пса Каддафи – они отвергли мое предложение поместить Мерлина в ту школу, где преподавала я сама. Так я могла бы защищать его, не сходя с места. В начале каждого учебного года я снова и снова пыталась выбить для Мерлина место в спецшколе, что подразумевало ежегодный визит в кабинет Ла–и – на ритуальное бичевание, пост, принесение девственниц в жертву и т.д. Но постепенно пришлось смириться с тем, что скорее в амишской [55] Протестантская религиозная деноминация, разновидность анабаптизма. Зародилась в Европе в конце XVII в. среди последователей Якоба Аммана (ок. 1644 – ок. 1730). Амиши исповедуют консервативный, простой и скромный образ жизни. деревне откроется стрип-бар, чем Мерлин получит обещанное место. Можно было бы судиться с нашей местной образовательной бюрократией за неисполнение Мерлинова постановления, но мне бы это обошлось в 25 000 фунтов на адвоката и еще в 20 000 за все необходимые справки и медосмотры. Или надо было занимать еще одну бесконечную очередь, на сей раз – за юридической поддержкой. А некоторые говорят, что, мол, не все одной мне!

Средняя школа Мерлина оказалась еще хуже начальной. Жилистые бледные юнцы в его классе стригли волосы до щетины и были мускулисты, как бойцовые собаки с глазами-бритвами. Мерлин оказался для них лакомее некуда. Газеты бурлили статьями об увеличении численности заключенных в лондонских тюрьмах. Я почти уверена – все они вышли некогда из средней школы моего сына. Из местных происходило столько уголовников и головорезов, что «Холлмарку» стоило бы выпускать отдельную линию открыток исключительно для продаж в нашем районе – с подписями вроде «Чтоб вся жизнь была ходка», «Чотких апелляций» или «Верхних тебе нар!».

Когда Мерлина вторично сунули головой в унитаз, я записалась на встречу с очередным тамошним директором. Я питала надежды, что он будет участливее и деятельнее двух или трех предыдущих, однако отправились мы с Мерлином к директору, как осужденные на казнь.

– Это все экзамен, да, мам? – удрученно спросил меня Мерлин. – Ты ставишь мне оценки от одного до десяти, да? Ну, чтоб проверить, гожусь ли я в нормальные.

Когда новый директор сплел пальцы домиком, сразу стало понятно, что надежды нет никакой. Домикоплетельщики обычно – директоры-недоделки. Пока он бубнил, что у него недостаточно доказательств, чтобы наказывать провинившихся, я смотрела на своего живого, необычайного сына и мечтала только об одном – укрыть его от мира.