Дуглас Кеннеди - Женщина из Пятого округа

Второй подъезд находился в глубине двора. Здесь не было табличек, лишь список квартир. Я поискал г. Маргит Кадар, но не увидел имени. Это меня насторожило. Может, я ошибся дверью? Но нет, адрес был верным, поскольку замок сработал. Почему же нет имени?

Я преодолел три лестничных марша. В отличие от моего аварийного дома, стены здесь сияли чистотой, на ступеньках из полированного дерева лежала ковровая дорожка.

На третьем этаже было всего две двери. У той, что слева, я заметил маленькую именную табличку: Лизер. Справа никакой таблички не оказалось. Я нажал кнопку звонка, чувствуя, как потеют ладони. Если откроет какая-нибудь полоумная старуха, прикинусь тупым американцем принесу свои извинения и поспешно ретируюсь…

Но на пороге стояла Маргит.

На ней была черная водолазка, плотно облегающая фигуру и выгодно подчеркивающая пышные груди. Широкая крестьянская юбка из легкого материала наподобие муслина смотрелась очень женственно, очень стильно. Даже резкий свет ламп на лестничной площадке не мог перебить лучистое сияние ее лица… хотя в главах сквозила грусть, и я понимал почему.

Маргит встретила меня легкой улыбкой:

— Я забыла предупредить, что у меня нет именной таблички.

— Да, я пережил неприятный момент, когда подумал…

Она подалась вперед и коснулась губами моих губ.

— Ты неправильно подумал.

Моя рука легла ей на спину, но она мягко высвободилась и сказала:

— Всему свое время, monsieur. И только после того, как мы избавимся от твоей нервозности.

— Неужели так заметно?

— Manife s tement . [99] Здесь: Режет глаз.

Я проследовал за ней. Дверь за мной закрылась. Квартира была из двух комнат, довольно просторных. Первая комната была спальней — с простой двуспальной кроватью в центре. В углу ванная, с душем и умывальником. Мы не стали здесь задерживаться, а прошли дальше, мимо двери (как я предположил, туалета), в большую гостиную. У стены была оборудована кухня — вся техника из середины семидесятых. В гостиной стоял большой диван, накрытый темно-красной велюровой накидкой и тахта с пестрой бордовой обивкой, между ними — почтенное шоколадно-коричневое кожаное кресло. Дальний угол гостиной занимали два высоких окна от пола до потолка. Они выходили во внутренний дворик, и в них заглядывало предвечернее солнце. Справа от окон расположился красивый старинный письменный стол с убирающейся крышкой, на нем — одна из тех знаменитых ярко-красных пишущих машинок «Оливетти», столь популярных лет тридцать назад. Все стены были заняты книжными полками на которых теснились книги на венгерском и французском, хотя я успел заметить и несколько романов на английском — Хемингуэй, Грин и Дос Пассос. Три полки занимала богатая коллекция пластинок — в основном классика, но довольно разнообразная по стилям и эпохам. Музыкальный вкус хозяйки — Таллис, Скарлатти, Шуберт, Брюкнер, Берг — выдавал в ней истинную католичку. Компакт-дисков не было… из аппаратуры только проигрыватель и усилитель. Не было и телевизора, лишь древний коротковолновый радиоприемник «Телефункен». И много пожелтевших фотографий в рамках — Будапешт в разное время суток, групповые (семейные, как я предположил) снимки, — они были аккуратно развешены, занимая все свободное пространство стен. Но что меня поразило больше всего, так это безукоризненная чистота и… безупречный вкус. Маргит давно не обновляла обстановку, но сдержанный mitteleurop [100] Среднеевропейский (нем.). стиль давал комнате особый уют и тепло. Фрейд был бы счастлив жить и творить в такой квартире, пришло мне в голову. Так же, как и любой писатель immigre… или переводчик immigre.

— Какое чудное место, — сказал я.

— Ну, это если не смущает некоторая старомодность. Иногда я думаю, что следует обновить обстановку, приблизиться к современности. Но для меня это невозможно.

— Из-за твоих луддистских тенденций?

— Наверное.

— Ты до сих пор печатаешь на допотопной механической машинке?

— Не умею обращаться с компьютерами.

— Так же, как и с компакт-дисками?

— У моего отца была фантастическая коллекция записей, которую нам переслали после того, как мы с мамой уехали в Париж.

— Твой отец не поехал с вами?

— Он умер до того, как мы покинули Венгрию.

— Внезапная смерть?

— Именно. — В ее голосе прозвучал намек на то, что мне не следует углубляться в расспросы. — Как бы то ни было, он был фанатом музыки, поэтому и собрал такую коллекцию. Когда мы уезжали из Будапешта, у нас с мамой было по одному маленькому чемоданчику. Потом, когда мы уже приобрели здесь статус immigre, пришлось обратиться к венгерскому правительству с просьбой переправить сюда некоторые личные вещи. Среди вещей, прибывших из нашей старой квартиры, была папина коллекция пластинок. С годами я пополнила ее своими приобретениями. Потом, когда появились компакт-диски, я подумала: у меня есть вся музыка, которая мне понадобится, зачем что-то менять?

— Ты хочешь сказать, что не признаешь эту потребительскую лихорадку под названием «шопинг»?

— Шопинг — жест отчаяния.

— Ну, это уж чересчур.

Она закурила.

— Зато верно. Сегодня шопингом люди заполняют все свое свободное время. Это стало великой культурной традицией нашей эпохи, что красноречиво свидетельствует о полной бездуховности современной жизни

Я рассмеялся… немножко нервно.

— Мне определенно нужно выпить после такой проповеди. Прости, но в «приступе отчаяния» я прикупил вот это.

Я протянул ей коричневый бумажный пакет, она достала бутылку.

— Не знаю, хорошее ли это шампанское… — начал я.

— Вполне. Ты купил его в магазине на углу?

— Как ты догадалась?

— Потому что это мой местный «супермаркет». Я даже помню, как Мустафа, хозяин, открывал его в семидесятых. Он тогда только что прибыл из города Бон в Алжире…

— Родина Камю. [101] Альбер Камю родился не в городе Бон, а в местечке ви во Французском Алжире. — Примеч. ред.

— Chapeau , [102] Здесь: Снимаю шляпу. — сказала она. — Как бы то ни было, будучи новичком в Париже и только-только открыв свой магазин, Мустафа был застенчивым малым и старался угодить. Ему приходилось несладко, поскольку само присутствие коммерсанта из Магриба в этом уголке Парижа оскорбляло старожилов quartier. Сейчас, спустя три десятилетия, он полностью ассимилировался и теперь так же бесцеремонно, как с ним когда-то, обходится со всеми, кто приходит в его магазин.

Маргит достала два бокала из кухонного шкафчика, поставила бутылку на стол, сняла фольгу и осторожно извлекла корковую пробку. Послышался характерный щелчок, и бокалы были наполнены шампанским.

— Очень профессионально.