Дуглас Кеннеди - Женщина из Пятого округа

— Я могла бы сказать что-то очень банальное…

— Если чему и можно научиться, прожив тридцать лет в Париже, так это открывать шампанское?

Она улыбнулась и протянула мне бокал. Я быстро осушил его.

— Именно так.

— Но ты не станешь опускаться до таких банальностей, — сказал я.

— Не стану, это оскорбит мою сардоническую венгерскую душу.

— В то время как американцы вроде меня…

— Вы привыкли глотать шампанское залпом.

— Ты хочешь сказать, что я все-таки неотесанный?

— Надо же, ты умеешь читать мысли.

Она приблизила ко мне свое лицо. Я поцеловал ее.

— Лесть заведет тебя… — сказал я.

— Куда надо.

Маргит ответила на мой поцелуй, потом взяла из моих рук пустой бокал и поставила рядом со своим. Повернувшись, она притянула меня к себе. Я не сопротивлялся, и уже в следующее мгновение мы рухнули на диван, и она уже стягивала с меня джинсы. Мои руки были повсюду. Так же, как и ее. Ее рот не отпускал меня, но я и не хотел этого. Мысль о презервативе даже не пришла в голову. Ее ногти впивались мне в затылок, но я не обращал внимания. Это было какое-то помешательство — мы оба тонули в нем…

Потом я лежал на ней, распластанный, полураздетый, выжатый. Маргит тоже выглядела опустошенной; ее глаза были закрыты. Несколько минут пролетели в полном молчании. Но вот она открыла один глаз, взглянула на меня и сказала:

— Неплохо.

— Мы встали с дивана, она предложила взять шампанское и переместиться в постель. С бутылкой и двумя бокалами в руках я проследовал за ней в спальню.

Когда мы разделись, я сказал:

— Со мной такое впервые: раздеваться после секса.

— А кто сказал, что секс окончен?

— Уж точно не я, — засмеялся я и проскользнул в накрахмаленные белые простыни.

— Вот и хорошо, — кивнула она.

Я смотрел, как Маргит снимает с себя одежду. Она смутилась:

— Пожалуйста, не надо так таращиться.

— Но почему? Ты красивая.

— О, прошу тебя… Мои бедра слишком широкие, ляжки толстоваты и…

— Ты красивая.

— Просто ты пребываешь в ступоре после соития, когда все эстетические несовершенства становятся незаметными.

— Я повторю еще раз; ты красивая.

Она улыбнулась и забралась в постель.

— Мне приятна твоя близорукость.

— А еще говоришь, что я слишком придирчив к себе.

— После пятидесяти все женщины думают: c’est foutu, все кончено.

— Ты не выглядишь на пятьдесят.

— Ты прекрасно знаешь, сколько мне лет.

— Да, мне известен твой самый большой секрет.

— Это не самый большой мой секрет, — сказала она.

— Тогда какой же?

— Если это самый большой секрет…

— Намек понял.

Пауза. Я пробежал пальцами по ее спине, поцеловал в затылок.

— Ты действительно хранишь какую-то великую тайну? — не удержался я.

Она рассмеялась:

— Бог мой, до чего же ты прямолинеен!

— Хорошо, я умолкаю.

— Только продолжай целовать меня.

Мы снова занялись любовью. Медленно, без той спешки, что поначалу… но постепенно нас снова охватило безумие. Маргит была по-прежнему страстна, она бросалась в любовь с какой-то первобытной жадностью. У меня никогда еще не было такого секса — и оставалось лишь надеяться, что мой собственный пыл хотя бы дотягивает до ее уровня.

Когда все было кончено, в комнате повисла тишина. Потом она встала и вернулась с сигаретами и пепельницей. Я наполнил бокалы шампанским. Закурив, Маргит сказала:

— Жизнь в Париже, похоже, тебя испортила.

— Почему ты так говоришь?

— Потому что ты не критикуешь меня за курение. Какой же ты американец, если не принуждаешь меня к здоровому образу жизни, не читаешь мне нотации о том, что пассивное курение вредит твоим легким?

— Не все американцы такие зануды.

— Ну, во всяком случае, те, кого мне доводилось встречать…

— Ты когда-нибудь бывала в Штатах?

— Нет, но…

— Позволь, я угадаю. Ты, наверное, встречала таких дотошных американцев в салоне мадам?

— Я бываю там очень редко.

— Значит, мне повезло в тот вечер.

— Можно и так сказать.

— Почему же ты ходишь туда, если тебе там не нравится?

— Я не могу сказать, что не нравится. Мадам действительно нелепа — до сих пор живет иллюзией, будто она человек искусства… Банальная история: в шестидесятых она познала пятиминутную славу в качестве музы художника, потом скоротечный брак с богатым мужем…

— Так вот откуда большая квартира.

— Конечно. Ее мужа звали Жак Жавель. В те времена он был крупным кинопродюсером — в основном снимал мягкое порно и на нем быстро разбогател. Жак женился на Лоррен, когда та еще была сексуальной, цветущей mannequin , [103] Манекенщица. при этом он продолжал встречаться со своими двумя давними любовницами. Удивительно, но Лоррен, со своей странной американской моралью, не стала мириться с подобной сексуальной вольницей и разорвала брак. Из развода она вышла с одной лишь квартирой, не более того. Красота ее пошла на убыль, к тому же она не смогла приспособиться к меняющимся временам. Впрочем, как сказать… Она придумала себе новый образ — опекунши для одиноких сердец. Салон приносит стабильный доход, и хотя бы на несколько часов каждый воскресный вечер она может притворяться важной персоной. Я захаживаю туда пару раз в год. Иногда приятно выйти в свет и пообщаться с людьми.

— У тебя не так много друзей в Париже?

— Нет… но меня это не беспокоит. С тех пор как я потеряла дочь и мужа…

— Ты и мужа потеряла?

Она кивнула и продолжила:

— …я веду замкнутую жизнь. Мне это нравится. Одиночество благотворно.

— В нем есть свои прелести, это точно.

— Если ты писатель, ты должен ценить одиночество, нет другого выбора, кроме как быть одному. В любом случае, когда я пишу, время на работе летит быстрее.

— Что ты делаешь всю ночь, помимо того, что пишешь?

— Сижу в комнате, слежу за тем, чтобы никто из посторонних не прорвался в помещение, впускаю на склад рабочих, занимающихся отгрузкой мехов…

— Никогда не думала, что меховые склады работают круглосуточно.

— Этот склад работает.

— Понимаю, — сказала она. — И как ты получил эту работу?

Я вкратце рассказал ей, как приехал в Париж, как попал в отель, каким негодяем оказался дневной портье, как тепло ко мне отнесся Аднан, как его задержала полиция, а так же обо всех прочих случайных событиях, которые привели меня в chambre de bonne и в конце концов помогли найти работу.

— Похоже на похождения плута, — заметила она. — Стычка с классическим парижским connard… [104] Болван. мсье… как его звали?

— Мсье Брассёр из отеля «Селект» на улице Франсуа Милле в Шестнадцатом округе. Если есть кто-то, кого ты ненавидишь, посылай его туда.

— Буду иметь в виду. Но зато у тебя появился фантастический материал, n’est-ce pas? [105] Не так ли? Негодяй-портье обирает тебя до нитки, и ты оказываешься в chambre в lе quartier turc . [106] Турецкий квартал. Уверена, все те годы, что ты практиковал свой французский в… Как называлось то место, где ты жил?