Александр Зиновьев - Желтый дом. Том 1

Он, как всегда, ухитряется остаться правым. Вот, например, попал я на Новый год в одну компанию. Меня заинтересовала одна молодая женщина. И я ее тоже. Болтали обо всем. Чуточку потанцевали. Она сказала, что хотела бы увидеть меня без бороды. Я сказал, что без бороды я зауряден. Вот без штанов... Она обозвала меня за это хвастуном, но потом изъявила желание проверить, насколько мое хвастовство соответствует действительности. Я сказал, что я лишь для красного словца... В общем, мы потом поехали ко мне. Некоторое время мы встречались. Познав друг друга вполне, спокойно и незаметно разошлись. Потом мы несколько раз сталкивались с нею, но с таким видом и состоянием, как будто между нами ничего не было. И в наших душах абсолютно никакого следа от нашей связи не осталось. И так со всеми. В этом есть известный плюс: гарантия от тоски в семье с ее неоправданными хлопотами. У одной из моих знакомых, входящих в множество «Она», сын кончает школу. И она заранее уже вся извелась от мысли о его будущем. Парень без особых способностей. И эгоист порядочный, как почти все единственные дети в семье. Перед ним альтернатива: либо любой ценой в институт, либо армия. В первом случае есть шансы удержаться в том слое общества, к которому принадлежит она сама, во втором — опуститься рангом ниже. Она, естественно, пойдет на все, чтобы осуществился первый вариант. Но это превращает ее жизнь в кошмар. Я не буду жениться и тем более заводить детей хотя бы из-за того, чтобы не оказаться в таком же положении. К тому же я сам до сих пор ощущаю себя в некотором роде еще ребенком.

Теперь все более обычной становится семья с одним ребенком. А то и совсем без детей. Правда, при этом остается спорным вопрос о том, считать такую пару семьей или нет. Я думаю, что это — вопрос определения. Если включить в понятие семьи продолжение рода, то эта пара не будет семьей. Но ведь продолжение рода есть лишь следствие сексуальных связей. Так что если считать достаточным для семьи устойчивую связь, в основе которой лежало (или лежит, или послужило толчком и т.п.) сексуальное влечение, то эта пара будет считаться семьей. Короче говоря, я был единственным ребенком в нашей семье. В семье без всяких сомнений. Хотя я сомневаюсь, что целью объединения моих родителей в брачную пару было производство на свет моей персоны. Если даже они такую цель имели, они потом в ней разочаровались. Не то чтобы у них не было любви ко мне и заботы обо мне. Этого было навалом. И до сих пор я в некотором смысле сижу у них на шее. Скорее, я не оправдал их тщеславных желаний. Иметь единственного сына, вложить в него столько сил, средств и чувств, а он даже не кандидат наук! Есть отчего прийти в отчаяние. Раньше, когда мы еще жили совместно, каждый раз, приходя домой, я видел в глазах своих родителей молчаливый упрек: ты все еще не кандидат?! И я не выдержал. И однажды сказал им следующее. Дорогие мои родители! Я вас очень люблю. И благодарен вам за все, что вы сделали для меня. Но кандидатом я не буду. Не хочу. И лауреатом не буду. И вообще, не буду. К тому же классики учат: от близких держись подальше! И потому предлагаю: давайте делиться. Родители сначала накинулись на меня. Потом остыли. Обдумали. И решили делиться. Вернее, я остался в своей комнате, а другую комнату они выменяли на однокомнатную квартиру. Разумеется, с доплатой. И с блатом. И теперь я постиг, что такое коммунальная квартира и соседи. И теперь я езжу к родителям только в гости. И в крайних случаях, когда переживаю финансовый кризис или когда возвращаться домой тошно. И отныне я мечтаю об одном — стать обладателем отдельной квартиры. Это огромная удача — иметь отдельную квартиру, не иметь семьи и семейных хлопот, иметь минимум зарплаты и не иметь никакого тщеславия и стремлений возвыситься. И как это прекрасно, быть одиноким! Не обольщайся, сказал по сему поводу Он. Человек не может быть один. Если он остается физически один, он в самом деле раздваивается, растраивается и т.д. А как же... заикнулся я. А ты почитай их воспоминания, сказал Он. Элементарно просто различить в них пласты двух, трех и более различных личностей. Это — психологический закон. Психологически личность есть по крайней мере диалог, но не монолог. Монолог есть лишь фрагмент полилога. Или замаскированный полилог. Ладно, сказал я. А при чем тут родители? А при том, сказал Он, что, пока они есть, проблема смерти не актуальна. Банально, сказал я. Все банально, сказал Он. Аминь!

Особенность нашего общества, вещает главный коридорный теоретик института Добронравов, состоит не в том, что у нас есть недостатки (недостатков-то в нем как раз и нет), а в том, что они своевременно исправляются. Я с этим не могу согласиться, становится в позу болван Субботич. Согласно марксизму, человек выделился из животного мира не только благодаря тому, что стал ходить на двух ногах (курицы, как известно, тоже ходят на двух ногах), но и благодаря тому, что у него высвободились передние конечности, которые развились в современные руки, знаменующие собою… Руки, говорит пьяница Ширяев, освободились для того, чтобы держать бутылку, стаканы и штопор, разливать спиртное, отбиваться от милиции и добираться до дому. Позвольте вам напомнить азбучную истину марксизма, лепечет болван Субботич, высказанную, если мне не изменяет память...

Добронравов моргает мне левым глазом, что означает: «Пора смываться! Сбор у музея!» Я беру под руку качающегося Ширяева, и мы по черной лестнице спускаемся вниз, к выходу. На втором этаже нас догоняет Учитель. Мне пришла в голову забавная мысль, говорит он. После того как у человека освободились передние конечности, он получил возможность заниматься онанизмом, что имело следствием развитие самосознания, рефлексии. И в конце концов — осознание своего «я». Вы смеетесь, а между тем все великие продукты истории имели и имеют грязные источники.

После крупных перепоев я довольно часто ночую у Учителя. И мы обычно разговариваем до рассвета на самые разнообразные темы. Он любит поговорить, а я люблю послушать, так что мы — идеальные собеседники.

Рассмотрим нашу официальную идеологию, говорит Учитель. Хочу обратить внимание на два ее аспекта. Первый касается способа мышления, воплощаемого в ней и продуцируемого ею. Второй касается формального механизма ее функционирования. Другими словами, первый касается поворота мозгов индивидов, второй — способа принуждения к такому повороту. Начнем со второго, ибо он проще.