Александр Зиновьев - Желтый дом. Том 1

Установилось с давних пор

Такое мнение повально:

Не поощряется террор

Инди-виду-а-альный.

Не будем против зря переть.

Тому есть, значит, основанье.

Поговорим, на что мы впредь

Возложим наше упованье.

Но в этот раз излишен спор,

Ответ есть очень объективный.

В повестке дня стоит террор,

Конечно, только коллективный.

Этот день институт не работал совсем: Вирусик разнесла новую потрясающую новость, будто скоро официально разрешат секс-клубы вроде того, о каком недавно писали в фельетоне в газете. Клуб этот организовал проходимец, осужденный пять лет тому назад на пятнадцать лет заключения в лагерях особого режима за создание нелегального публичного дома для высокого начальства. Освободили его досрочно за то, что он выступил в лагере инициатором социалистического соревнования за досрочное освобождение из заключения. На сей раз он организовал бардак нового типа, более соответствующий, как он сам говорил, возросшему материальному и моральному уровню общества. Для вступления в клуб требуются рекомендации трех членов с годичным стажем и вступительный взнос пятьсот рублей. Ежегодный взнос — сто рублей. Членам клуба выдается секретный телефон и пароль. По этому телефону член клуба может заказывать «девочек» или «мальчиков» по своему вкусу, еду и выпивку. Каждый такой заказ оплачивается, конечно, отдельно в зависимости от его индивидуальной стоимости (как в ресторане). Например, невинные девочки до четырнадцати лет стоят пятьсот рублей, а старые жирные бабы — десятку; на один час одна цена, на всю ночь — другая; в частную квартиру одна цена, а в учреждение — другая. Как и в первый раз, клуб провалился из-за ссоры его организаторов и из-за того, что сняли с высоких партийных постов нескольких почетных членов клуба. В фельетоне, конечно, об этих почетных членах ничего сказано не было, а вся история была представлена как заурядное мошенничество: мол, жулики под видом некоего секс-клуба выманили у простаков денежки.

Старые институтские ханжи и ведьмы ринулись сначала к Секретарю партбюро узнать, насколько верна принесенная Вирусиком весть. Тот, сославшись на то, что его вызывают в ЦК, смылся из института. Тогда ханжи и ведьмы ринулись к Тваржинской. Та сказала, что в секс-клубах есть здоровое ядро и если его очистить от буржуазной идеалистической шелухи, то оно может стать мощным оружием партии в деле воспитания человека грядущего коммунистического завтра. Но на всякий случай она узнает об этом в ЦК и у «ответственных товарищей»... сами понимаете откуда.

Сот . Это не допрос, а дружеская беседа. Мы просим вас помочь нам в одном очень важном деле. Вы слушаете, конечно, западные радиостанции?

МНС. Нет.

Сот. Это похвально. А то сейчас молодежь распустилась...

МНС. У меня нет приемника.

Сот. Вы член партии?

МНС. Нет. Но готовлюсь вступать.

Сот. Тем более! Вы обязаны быть с нами вполне откровенны. Дело очень важное. Сами понимаете.

МНС. Ничего не понимаю.

Сот. Ха-ха-ха! Конечно, я же вам не сказал еще, в чем дело. Знакомы ли вы с Сидоровым Петром Ивановичем?

МНС. Возможно. Но пока это имя мне ни о чем не говорит. Кто это такой?

Сот. Пенсионер. Бывший офицер. Психически больной. Он бывал у вас в институте, приносил рукописи и присылал письма, якобы обличающие наши недостатки.

МНС. А, это Обличитель! Да, знаком.

Сот. Почему Обличитель? Это его псевдоним? Для конспирации?

МНС. Для какой конспирации?! Он же псих. А Обличителем я его прозвал.

Сот. Что вы о нем можете сказать?!

МНС. Ничего особенного. Рядовой псих. Тут таких крутится полно. Сначала бомбил институт письмами и рукопи сями. Потом заявился сам. Пришел ко мне.

Сот. Почему именно к вам?

МНС. Потому что так получилось, что заниматься с пс хами было вроде моей официальной обязанности. Его ко прислал Ученый Секретарь.

Сот. Как часто вы встречались с ним?

МНС. Раз десять. Он мне порядком надоел. Подстерег; меня у входа в институт, у дома. Даже на квартиру заявля. ся. К счастью, меня не было дома.

ш О чем же вы с ним разговаривали?

МНС. Конкретно не помню. Но в общем — он говорил о недостатках нашего общества, уличал меня в равнодушии. О чем может говорить человек, свихнувшийся на обличении?

Сот. Я буду с вами откровенен. Сидоров замешан в деле антисоветской организации, называвшей себя «Рабочая группа». Сейчас он задержан, содержится в психиатрической больнице. На обследовании. Но не исключено, что он предстанет перед судом. Члены группы называют его в качестве инициатора создания группы, а сам он показывает на сотрудника вашего института, судя по писанию — он имеет в виду вас.

МНС. Мало ли что он наговорит. Я пока еще не свихнулся, чтобы такими глупостями заниматься.

Сот. Обсуждал ли он с вами идею создания «Рабочей группы»?

МНС. Я не обсуждал. Он что-то болтал, но я не придавал этому значения. Я каждый раз думал об одном: как бы от него избавиться.

Я не хочу копаться в исторических зигзагах, совпадениях и случайностях. Достаточно обратить внимание на следующие факты. Сложилась партия — сложная, дифференцированная, иерархизированная организация. Сложилась она под знаменем и по идеям некоторого исторического данного учения, с одной стороны, и в силу конкретно-исторических условий жизни страны, с другой стороны. Исторически данное учение было частично удобно для партии при этом, иначе оно не было бы избрано в качестве идеологии партии. Но частично оно не было удобно, и эти части предавались забвению, игнорировались, переделывались. Руководители новой партии кое-что добавляли от себя, перетолковывали, приспосабливали. Вместе с тем, чтобы партия могла существовать как единое целое, внутри партии должны были установиться определенные правила поведения ее членов и руководителей, их взаимоотношений, их отношений к властям и прочим людям, — в самом процессе создания и жизни партии вырабатывалась определенная практическая идеология, закрепляемая в уставе партии, в партийной этике, в неписаных навыках и традициях. Неизбежно должно было происходить сближение идеологического учения и практической идеологии, вернее — идеологизация поведения членов партии. После захвата власти этот внутрипартийный процесс наложился на все общество, создаваемое в соответствии с партийным образцом.

Ключ к пониманию идеологического учения надо искать не в нем самом, как таковом, а в определенных формах поведения членов общества. А чтобы выделить случаи, которые можно рассматривать как случаи идеологического поведения, надо иметь в виду идеологическое учение. Тут имеет место единое явление. Как ворваться в это единство — дело эмпирических наблюдений, попыток, удач. Я лично избрал такие факты поведения рядовых членов партии и руководящих деятелей, которые сами бросались в глаза, казались мне очевидными. Кроме того, я наблюдал поведение людей в первичных деловых коллективах и партийных организациях. И вообще, повсюду, где мне приходилось бывать. Удивляюсь, почему ничего этого не замечали другие. Впрочем, они замечали, но смотрели на это совсем с иной точки зрения и потому видели в этом не то, что само собой виделось мне.