Меир Шалев - Фонтанелла

Вот так это у нас в семье: я, например, знаю об отце моего деда лишь то, что захотел рассказать его сын. И моя мать тоже подвергает цензуре рассказы, не соответствующие ее мировоззрению, — ведь все знают, что доктор Джексон уже умер, но мать не рассказывает об этом и уж тем более не отвечает на естественный вопрос — как это произошло? Растерзал ли его белый медведь в конце забега на Аляску? Прихватило ли его тяжелое воспаление легких после холодного душа? Не из мести или злости, но я предпочитаю вторую возможность.

Мой отец тоже придумывал небылицы, но он делал это, чтобы повысить художественные достоинства своих историй, а вот рассказы Рахели подозрительны мне куда больше, потому что у них есть явное назначение: создать наследие, образ и язык, — и поэтому мне ясно, что это не просто вымысел.

И вообще, кто знает что-нибудь о предках своей бабки и своего деда? Ведь даже огромные, возрастом в столетия, генеалогические деревья иных семей, где тщательно исследованы самые мельчайшие веточки, на которых гнездятся давно вымершие птицы, — и те говорят нам не больше, чем, скажем, данные, необходимые для участия в выставке породистых собак. Или, как говорит моя тетка: «Чем тебе поможет, что у истоков твоей династии находился Виленский Гаон [105] Виленский Гаон — так традиционно именуется духовный лидер литовского еврейства XVIII века рабби Элиягу (1720–1797). , если твой сын все равно обыкновенный дегенерат?»

К примеру, герцлийские Йофы заходят в своих претензиях так далеко, что утверждают, будто наш род ведет начало не от царя Саула, а от Йоава бен Саруйи {47} 47 Йоав бен Саруйя — военачальник царя Давида, сын его сестры Саруйи, по приказу царя убил трех его главных врагов, в том числе Амессая, о чем в Библии сказано (2 Цар. 20, 9—10): «… взял [его] правою рукою за бороду, чтобы поцеловать… Амессай же не остерегся меча, бывшего в руке Йоава; и тот поразил его им в живот». , военачальника царя Давида, в доказательство приводя способ, которым этот Йоав убил какого-то своего врага по имени Амессай: одна рука обнимает, а другая вонзает — в точности так, как мы, Йофы, режем сегодня хлеб. Но подлинно творческая семейная память вовсе не нуждается в столь далеких свидетельствах. Достаточно трех поколений вспять, а дальше памяти приятней постепенно рассеяться [раствориться] [разредиться] <���развить в каком-нибудь другом месте: глагол, который будет выбран, зависит от того, как мы понимаем или представляем себе процесс забывания>. А раз в год, на пасхальный седер, она, наша семейная память, возвращается к нам, вместе с нашими кровными родственниками: сестрами, и братьями, и детьми, и родителями («дед и бабка, тетя с дядей в полном праздничном наряде»), и с нашими некровными родственниками («невеста и жених в коляске на двоих»), и с нашими совсем уж дальними родичами: четверо сыновей, и четыре праматери, и трое праотцов {48} 48 Четверо сыновей, и четыре праматери, и трое праотцов — под этими «совсем уж дальними родичами» имеются в виду следующие. Четверо сыновей: Исаак и Измаил у Авраама, Иаков и Исав у Исаака; четыре праматери: Сара — жена Авраама, Ревекка — жена Исаака, Рахиль и Лия — жены Иакова, трое праотцов: Авраам, Исаак и Иаков. И, разумеется, «самый дальний родственник» всех еврейских семей, еврейский Бог — единый и одинокий. , и Бог наш единый, один-одинешенек, — и они тоже возвращаются к нам в этих песнях, которые ведь, по сути, не что иное, как упражнение памяти и ее тренировка.

Так «ма ништана» [106] «Ма ништана?» («Ма миштана алайла а-зэ?», иврит ) — «Что отличает эту ночь от всех других?») — вопрос, который задают себе участники пасхального седера, чтобы напомнить друг другу, что эта ночь знаменует выход из египетского рабства на свободу и все евреи являются участниками этого исхода. В обычной речи часто употребляется в смысле: «Так что изменилось?» ? Что, собственно, изменилось? Чем мы так уж отличаемся от всех? А тем, что каким-то насмешливым образом в нашем семействе, по словам Алоны, «всё происходит наоборот». В самом деле, весь год мы умудряемся ходить по суше, но именно в пасхальный седер нас опять покрывают пучины {49} 49 Нас опять покрывают пучины — парафраз из «Торжественной песни Моисея» после перехода через Красное море и гибели врагов в его пучине (Исх. 15,4–5): «Колесницы фараона и войско его ввергнул Он в море… Пучины покрыли их; они пошли в глубину, как камень». , нас накрывает [нас погребает] [нас затопляет] заново смыкающееся Красное море воспоминаний. И даже тем Йофам, которые перед тем, как собраться вокруг пасхального стола, припомнили излить семя, выпустить кровь или покормить ребенка молоком, — даже им не удается избежать захлестывающих вод этой пучины, и тогда наша семья кажется мне похожей на резервистов, которые раз в год собираются на пикник на своей базе, чтобы раздуть золу воспоминаний: как бросили осколочную гранату в нужник точно в то время, когда там уселся старшина, и как команда Гади укокошила целый сирийский десант, и как Амума-Йохевед опустила корзинку с маленьким Моисеем в Великую реку, и как мы с пасли Яку из иорданского плена, и как Апупа-Моисей {50} 50 С. 591. Амума-Йохевед… Anyпа-Моисей… — в Исходе (6, 20) сказано: «Амрам взял себе Иохаведу, тетку свою, себе в жену; и она родила ему Аарона и Моисея». А поскольку фараон повелел убивать всех еврейских младенцев мужского пола (Исх. 1, 22), Йохевед положила сына в корзинку и оставила в тростниках на берегу Нила. В Библии Йохевед — прообраз страдающей матери, а Моисей — прообраз отца-заступника, поэтому в тексте Йохевед — Амума, а Моисей — Апупа. убил египтянина и спрятал его в песке, и как командир части хотел разобрать вигвам Габриэля и его друзей, и как мы послали нашей Юбер-аллес пасхальную мацу в Вальдхайм, а она бросила ее свиньям — впрочем, это уже и впрямь, а не по-пасхальному, горькая [107] На пасхальном седере подают горькую зелень, марор, как напоминание о горькой жизни в египетском плену. история.

И тогда Айелет спрашивает, на что это мы все время так похабно намекаем своими «настигну» , и «обнажу» , и «введу» , и «насажу» {51} 51 «Настигну», «обнажу», «введу», «насажу»… — слова из «Торжественной песни Моисея» (Исх. 15, 9—17), пропетой во славу Господа после благополучного перехода евреев через Красное море. . А Рахель пользуется суматохой и хвалит себя своим: «А рыба таки-да хороша», — даже не попробовав, и Апупа встает и начинает отходить боком, как рак, чтобы сблевать во дворе, а Жених смущенно опускает взгляд и говорит: «Нельзя было давать ему пить».

— Это не из-за вина, — говорят ему все. — Он и на Хануку ведет себя, как идиот.