Tarjei Vesaas - Pticy

Никто не попрекнул его плохой работой, когда он присоеди­нился к ним и они все вместе направились к дому. Ни единым сло­вом, но Маттис был уверен, что они только об этом и думают; сперва он крепился, но потом не выдержал.

- Почему вы не говорите того, что думаете? — вырвалось у него, когда они в ручье мыли руки.

- А что мы думаем? — удивился парень. Это были его первые слова, обращенные к Маттису.

- Я знаю, что у вас на уме,— сказал Маттис, он сгорал от стыда и должен был еще немного помучить себя.

- Будет тебе,— сказал хозяин.— Идем-ка домой, поедим, от­дохнем немного...

Они мыли руки в мелком прозрачном ручье, бегущем недалеко от поля. Маттис и девушка мыли руки в одном и том же бочажке. Там, в воде, замутненной грязью с их рук, Маттис нечаянно кос­нулся девушки. По нему пробежал огонь. Но вот вода в ямке очи­стилась сама собой, снова стала прозрачной, и в ней были хорошо видны их чистые руки. Больше Маттис не смел прикасаться к де­вушке.

Она поглядела на него, у него уже не было времени думать, его подхватило и понесло.

- Все равно что прикоснуться к электрической изгороди,— сказал он.

Потом ему казалось, что это было сказано не так уж глупо, но девушка равнодушно отвернулась. А может, ей стало смешно? Ее возлюбленный мылся рядом, умывшись, он как ни в чем не бы­вало обнял девушку за талию, и так, в обнимку, они шли до са­мого дома, до обеденного стола. Может, они вообще не устали? Маттис представлял себе, как парень сгибает руку и у него играют мускулы — и этой сильной рукой он обвил талию своей девушки. Так и должно быть, когда все правильно.

- Добрый день, Маттис.

Это сказала хозяйка усадьбы. Она приветливо встретила его. Обед ее оказался вкусным, и Маттис наелся до отвала. Хоть что-то должен человек получить за работу, сказал он себе. Он так осоло­вел от еды, что прилег на травку отдохнуть. Куда подевались влюбленные, он не видел. Он спал.

11

После сна под палящим солнцем Маттис был как варе­ный. Первое, что он увидел, когда голова его немного проясни­лась, были трое людей, работающих на поле. Они низко склоня­лись над этими постылыми грядами. И работали они уже давно, это было видно по тому, сколько они пропололи.

Они ушли, не разбудив его. Ему стало стыдно, но ведь он этого заслужил. Пока Маттис переживал случившееся, хозяйка усадь­бы вышла из дома и подошла к нему.

- Это я не велела тебя будить,— сказала она.— Хозяин-то хо­тел тебя растолкать, да мне стало жаль, ты так сладко спал. Они ушли два часа назад.

Маттис заморгал, не зная, что ей ответить. Она была такая добрая. Теперь он понял, почему утром он так решительно свер­нул с дороги именно в эту усадьбу. Когда-то он уже бывал здесь, и лицо хозяйки хранилось у него в памяти. Он уже видел эту женщину.

- Ты, верно, плохо спал ночью? — спросила она, подсказывая ему подходящее оправдание.

- Да, да! — воскликнул он.—Я не спал целые две ночи. По­нимаешь, у нас над домом тянет вальдшнеп!

Он произнес это так, что она даже испугалась, но лишь на мгновение — пока не вспомнила, с кем имеет дело. Это он сразу почувствовал.

- Я понимаю,— спокойно сказала хозяйка.— Тут уж, ясное дело, не до сна. Как же это произошло? — терпеливо спросила она.

- Произошло, и все. Поздно вечером. А ночью мне приснил­ся удивительный сон.

- Так бывает. Но свои сны человек должен хранить про себя, так что не будем о нем говорить,— сказала хозяйка, которую жда­ли другие дела.

Она тоже умная, подумал Маттис. Он с тревогой поглядел на людей, половших турнепс под палящими лучами солнца. Хозяйка поняла его взгляд.

- Скажи-ка сам, чего тебе больше хочется, пойти к ним на поле или ко мне на кухню и выпить чашечку кофе?

- Да лучше бы кофе, уж больно вкусно,— быстро ответил он.

- По-моему, ты выбрал правильно,—сказала хозяйка.

- Хотя и смотреть на тех влюбленных тоже приятно,— ска­зал Маттис, чтобы быть честным.

- Конечно, но пусть уж они полют, а мы пойдем пить кофе.

- Спасибо, если можно.

Вот какими должны быть женщины, думал он, идя за нею на кухню.

Кофе был вкусный. Хозяйка спросила Маттиса о сестре, чем она занимается.

- Да, понимаешь, она все время вяжет.

Они помолчали. Маттису стало больно при мысли о Хеге, вы­нужденной его содержать.

- Ведь я так много ем,— сказал он, эту хозяйку нельзя было обманывать,— я съедаю все, что она зарабатывает.

На это хозяйка ничего не ответила, она только все время под­ливала ему кофе.

- А теперь она еще и поседела,— сообщил Маттис.

Хозяйка молчала.

- Со мной трудно,— сказал он.

Тут хозяйка поднялась и оборвала его:

- О таких вещах не говорят, Маттис.

Не говорят? А ему так хотелось поговорить о себе и о Хеге. Ему не часто выпадал такой случай: пить кофе и беседовать с женщиной о том, что у него наболело.

- Ладно, не буду,— сказал он.

Голос у него дрожал.

Тем временем у хозяйки нашлось дело в соседней комнате, и Маттис остался в одиночестве. Когда она вернулась, Маттис так и сидел не шелохнувшись, погруженный в сложные и неприятные мысли, на языке у него вертелся важный вопрос:

- Можно спросить тебя об одной вещи?

Хозяйка кивнула, но не слишком охотно.

- Спросить-то можно. А вот отвечу ли я тебе, это еще неиз­вестно. Может, и не смогу.

Маттис спросил:

- Почему все так, как есть?

Хозяйка покачала головой. И только. Маттис не решился по­вторить свой вопрос. Он терпеливо ждал. С виду терпеливо. Вну­три у него все пылало от нетерпения. Он снова повернулся к ней. Она снова покачала головой.

- Хочешь еще кофе? — спросила она.

Он понимал и в то же время не понимал. Его знобило. Он за­глянул в бездну, полную загадок.

- Да уж конечно,— сказал он про кофе.— Но ведь вальдшнеп все-таки прилетел? — продолжал он, и в его голосе звучало удив­ление.

- Да, над нашим домом мы такого никогда не видали,— быстро сказала хозяйка, обрадовавшись, что может ответить ему.— Посиди минутку,— сказала она и ненадолго вышла, и этот больной вопрос снова ушел в глубину, туда, где он таился всегда.

Время шло. Маттис сидел на кухне.

- Небось, им там жарко,— сказал он хозяйке.

Она стряпала еду и накрывала на стол, ужин был не за го­рами.

- Как думаешь, может, мне пойти на поле?

- Теперь уже поздно. Они скоро вернутся. Да ты не волнуй­ся,—прибавила она, увидев его растерянность.—Им и не понра­вится, если ты сейчас туда явишься.

Голос и выражение лица у нее были властные. Маттис сидел как на иголках, страшась встречи с теми, кто работал. Вот хозяй­ка вышла на крыльцо и кликнула их домой. Теперь ему захоте­лось быть рядом с ними и вместе мыть руки в ручье.

Наконец они пришли. Дверь была распахнута. Они задержа­лись на дворе. Маттис, у которого был острый слух, напряженно ждал, не произнесет ли кто-нибудь из них слова «Дурачок». Так и есть. Это произнес парень. Но в связи с чем, Маттис не уловил. Вот они и в кухне. Маттис извертелся на стуле. Сгорая от стыда, он заставил себя обратиться к хозяину усадьбы: