Люциус Шепард - Новый американский молитвенник

Темнота скрывала выражение ее лица, но, судя по тону ее голоса, она опять смотрела на меня, сведя брови и надув губы.

— Слышь, парень, у меня тут все записано! — сказала она. — И без меня ты никуда не уедешь.

Где-то впереди и сверху раздался глухой удар, а за ним что-то похожее на стон боли. Я упал на четвереньки и потянул за собой Инкарнасьон. Она, похоже, подумала, что я решил ее завалить, и вцепилась ногтями мне в лицо. Я успокоил ее и шепотом объяснил, что надо вести себя тихо, потому что впереди кто-то прячется среди мусора.

— Думаешь, это тот парень… ну, тот, который охотится за тобой?

— Не знаю, — ответил я, хотя прекрасно знал, что это Брауэр, который, видимо, заметил, как я скрылся на втором этаже, и решил, что я наверняка воспользуюсь черным ходом.

Где он спрятался и откуда наблюдал за нами, сказать было невозможно. Справа от нас была мусорная куча. Я указал на нее Инкарнасьон, и мы на четвереньках двинулись туда.

— Это он, — сказала она. — Тот парень, верно?

— Он нас не видит. Так что пока мы в безопасности.

Она что-то торопливо забормотала вполголоса. Я разобрал слово «Virgen» и понял, что она молится.

Учитывая плотность промышленных выбросов, которые окутывают Ногалес, я оценивал наши шансы увидеть полет Луны над городом как очень незначительные, а уж о том, что окажется еще и полнолуние, и вовсе говорить не приходилось; но я просчитался — в ту ночь Луна была в ударе. Не прошло и двух-трех минут с тех пор, как мы спрятались за мусорной кучей, и жирная кривобокая Луна, желтая, словно круг Гауды, выкатилась из-за туч и зависла прямехонько над нами, превратив темное таинственное пространство в полосу ничейной земли между двумя фронтами, залитую светом сигнальных ракет. Очертания всех предметов заострились; тишина стала казаться еще глубже. Впечатление было такое, точно наступил день, только небо почему-то осталось черным и солнце в зените непривычно побелело. Инкарнасьон вцепилась в мою руку и бросила на меня испуганный взгляд. Я сделал ей знак не беспокоиться, но у меня самого сердце выбивало почти столько же ударов, сколько оборотов в минуту делает хомяк в своем колесе. А потом я увидел Брауэра, который стоял шагах в двадцати перед нами, чуть правее нашей кучи. Его светло-голубая джинсовая куртка была видна, как днем, и пистолет в его руке тоже.

— Я знаю, что вы здесь! — крикнул он. — Я видел, как вы выходили!

Инкарнасьон снова зашептала молитву.

Брауэр держал пистолет подле уха дулом вверх.

— Ну что ж, не хотите по-хорошему… Ладно!

Заглядывая за каждое препятствие, он начал прокладывать себе путь через мусор. Дождаться, пока он подойдет поближе, а потом броситься на него из засады — не самая лучшая идея. Бежать еще хуже. Я огляделся по сторонам в поисках чего-нибудь похожего на оружие. Ничего лучше, чем пара пустых банок из-под краски, поблизости не оказалось. Все-таки придется дождаться его и выскочить, другого выхода нет. Я подумал, что Инкарнасьон сможет запустить в него банкой, чтобы отвлечь на мгновение, а я тем временем попытаюсь застать его врасплох. Но не успел Брауэр пройти и трети расстояния, отделявшего его от нас, как девчонка решила дать стрекача. Я попытался ухватить ее за ногу, но она вырвалась и, спотыкаясь, побежала по усыпанной обломками почве к задней двери «Ла вида эс муэрто». Пуля впилась ей в верхнюю часть спины и швырнула ее вперед. Налетев на двуногую деревянную конструкцию, которая вполне могла быть останками столярного верстака, девушка перекувырнулась через нее и исчезла за грудой бетонных блоков.

Смерть придала мне решимости. Хотя безрассудство побега было только что предъявлено мне самым убедительным образом, я подскочил и кинулся к той же двери, только другим путем, мимо одной из самых крупных куч, надеясь покрыть расстояние короткими перебежками или найти по дороге удобный осколок бетона, чтобы использовать его как оружие. Но, пробежав шагов пять или шесть, я споткнулся и полетел в канаву, полную дождевой воды. Там я побарахтался, пытаясь сохранить равновесие, но мое раненое колено подогнулось, и я шлепнулся на спину. Вода покрывала меня до самых ключиц. Взглянув туда, где должна была находиться моя грудь, я увидел черное шелковое покрывало с отраженными в нем звездами, и на миг мне показалось, что это какая-то жуткая галлюцинация. Надо мной вырос Брауэр, его лицо скрывала тень широкополой техасской шляпы. От мысли, что я умру в подернутой звездами канаве на задворках города, больше всего похожего на злокачественную опухоль, холодный ужас наполнил мою грудь с такой скоростью, словно в ней открылась дверь в страну минусовых температур, и все же какая-то часть меня освоилась и с этим, продолжая оставаться безразличной и настороженной… Но тут я вспомнил Терезу, и мне отчаянно захотелось, чтобы какая-нибудь магия вмешалась, сделала меня невидимым, перенесла через границу и вернула мне мой облик где-нибудь недалеко от «Аризонского безумия».

— Мы с тобой можем заключить такой же договор, какой был у тебя с Тритом, — сказал я. — Даже лучше. Я знаю дело. У тебя не будет проблем с раскруткой. Просто расслабишься и будешь смотреть, как все идет само собой.

— Вечер сегодня не задался. — Похоже, Брауэр был искренне расстроен. — Просто выбил меня из колеи. Так что я уже и сам не знаю, чего хочу. Но если речь идет о новом стиле, то я и без тебя найду способ с ним справиться.

— Эй, послушай! Я могу сделать тебя…

— У меня и в самом деле нет времени, — сказал он.

Он нацелил пистолет мне в лицо. Не облеченная в слова мысль вспышкой пламенного сожаления мелькнула в моем мозгу, озарив все, чего я когда-либо желал, и всех, кого любил. Потом раздался выстрел, но не мягкий щелчок, а громкий треск, и Брауэр вскрикнул. Он упал на живот на краю канавы, вцепившись себе в ляжку и громко матерясь. Я ползком выбрался из канавы, подальше от него, и без сил свалился среди каких-то сорняков.

— Похоже, я подоспел в самый критический момент, или что-то в этом роде, — раздался сухой, бесстрастный голос.

Я перекатился на спину и приподнялся на локтях.

Над Брауэром стоял Даррен. Сдвинув шляпу на макушку, он смотрел на меня.

— И что же, ты даже спасибо мне не скажешь? Или хотя бы «Классный выстрел, Текс»? — Он подождал, пока я заговорю, а потом закончил: — Ну ладно, вижу, у тебя совсем башню снесло. Не знаешь, что и думать. Я ведь, наверное, пришел как ответ на твою молитву.

— Ублюдок! — сказал Брауэр. — Не знаю, кто ты, черт возьми, такой, но ты еще…

Даррен вогнал носок правого сапога прямо в его рану, и Брауэр взвыл.

— О господи! Мать твою! Иисусе! — процедил он сквозь сжатые зубы и следующие несколько минут провел, превозмогая боль.