Светлана Нилова - Безмятежность

Я не могла прийти в себя. Я была готова увидеть какого-нибудь прыщавого зануду или очкарика - ботана, но никак не такого красивого парня да ещё и такого откровенного индейца.

- Так ты – краснокожий? – выдавила из себя я.

Внезапно в кабинете повисла напряженная тишина, словно я сказала что-то неприличное.

- Вообще-то да, – спокойно отвечал индеец. - Только об этом не принято говорить. Не толерантно, знаешь ли… «Краснокожий» – унижает человеческое достоинство. Де-юро так меня имеют право называть мои соплеменники, но даже они предпочитают называть друг друга «не-нуро» - люди.

Я была смущена и подавлена, щеки горели, словно их натерли перцем.

- Тем не менее, я тебя прощаю. Надеюсь, мы подружимся,- закончил свой монолог Джо.

- Я пойду, - пискнула я и как пробка вылетела в коридор.

Через два дня в школьной газете вышла статья о толерантности. Ни моё имя, ни имя Джо Харпера там не упоминалось, но статья была стыдной. Словно я специально унизила человека из- за цвета его кожи. Но ведь это было не так! Я всегда равно общалась и с ребятами-алеутами в Уналашке, и разно национальными детьми Гавайев, и с коричневой, как молочная шоколадка, Туа. Мне даже нравились коричневые люди. Коричневые, но не черные. Потные руки того негра, с Ямайки, зажимающие мне рот, мне не забыть никогда. Но здесь… И как у меня вырвалось это: «краснокожий»? Но ведь и Джо тоже хорош: «Я тебя прощаю!». Мог бы и не прощать. Нужно мне его прощение. «Подружимся» - на кой сдалась мне его дружба?

Очередной заголовок меня возмутил - «Странствия по четырем океанам». Статья была о моей семье. После уроков я снова пришла в редакцию.

- Почему вы печатаете не проверенную информацию? – сразу начала возмущаться я.

- Здравствуй, София! – Джо Харпер тоже оказался в редакции.

Я повернулась к нему, но здороваться не хотелось.

- Софи! Ты сердишься, следовательно ты – существуешь!

Джо поднялся, приблизился ко мне и я сразу стала рядом с ним совсем маленькой.

Близость к индейцу волновала меня, но я взяла себя в руки и сразу приступила к делу.

- Что ты написал? Я никогда не была в Северном Ледовитом океане. Это – ложь!

- Зря возмущаешься. Аляска омывается этим океаном. – Джо самодовольно улыбался.

- Я жила на Алеутских островах, в Беринговом море. А это – север Тихого океана, тупица!

- Ну, вот, ты уже перешла на оскорбления. Горячая итальянская кровь играет?

Редактор газеты пробовал нас развести:

- Ребята, поостыньте! Я уже чувствую себя в эпицентре зарождающегося взрыва.

Я и правда завелась.

- Я просто констатирую факт. Джо Харпер три года учится в одном и том же классе и не может выучить, где расположена Аляска!

- Зато сразу видно, как Аляска расположена к Джо, - хихикнул кто-то за моей спиной.

Джо смотрел на меня и самодовольно улыбался. Мне захотелось ударить его в нос, чтобы навсегда стереть с его лица это самодовольное превосходство. Я уже сжала кулачки, как в редакцию заглянул парень. Это был капитан футбольной команды Брайн Браун.

- Эй, Джей-Эйч, где ты болтаешься? Я собрал парней, тебя только ждем.

- Привет, Би-Би! Я сейчас, - ответил Джо, не отрывая от меня глаз. Брайн вдруг тоже заинтересовался:

- Так это и есть знаменитая Аляска? Четыре океана и все дела… - На меня был брошен оценивающий взгляд. – Хорошенькая. Только маленькая ещё.

Я больше не могла терпеть такое бесцеремонное обращение. Я оттолкнула с дороги Брайна и побежала вон из школы.

Сев на велосипед я поехала не через Асторию, а по длинной дороге, вдоль побережья. Злые слезы мешали мне смотреть. Какие же эти мальчишки придурки! Кто разрешал этому Брайну оценивать меня?

«Хорошенькая. Только маленькая…»

Да я выше почти всех девочек в моем классе!

Я сразу вспомнила Джастна, и у меня вспыхнули щеки. Если вслух парни говорят такое, то что же они обсуждают наедине?

Как же я ненавижу этих парней!» - думала я, вспоминая самодовольство Джо.

Родители видели, что я волнуюсь, но я ничего им не рассказывала. Я злилась, переживала, но всё время думала о Джо. Мысли постоянно возвращались к нему. Оказалось, что и учимся мы с ним по одной программе, часть предметов у нас совпадала. Но ведь он явно старше меня. Как вышло, что он учится в том же классе? Прогуливал? Но на хулигана он не похож. К тому же – репортер школьной газеты. Был неизлечимо болен? Но по его цветущему виду этого не скажешь. Я снова и снова вспоминала его внешность: высокий рост, широкие, уже не детские плечи, гладкая, красновато-коричневая кожа, точеные черты лица, ровные, белоснежные зубы, глаза… И тут я словно споткнулась, мысли напирали одна на другую и я окончательно запуталась. Глаза у Джо были серые! Разве могут у индейца быть серые глаза? И у алеутов, и у туземцев Французской Полинезии и у коренных жителей Галапагоса глаза неизменно были коричневыми или черными, как сливы. А у Джо – спокойно серыми. Как это вышло?

- Как у тебя в школе, солнышко? - спрашивала меня мама. – Ты подружилась с кем-то?

Я рассказывала маме об уроках, о том, какой образовательный маршрут мне составили.

- Сколько человек в вашем классе? – встревал папа и я, в который раз, объясняла ему, что в американских школах нет классов, что все учатся по разным программам, хотя некоторые уроки совпадают. Поэтому на истории я с одними ребятами, на математике – с другими и чаще всего мы все встречаемся на физкультуре.

Папа понимающе кивал и всё равно в разговорах называл моих соучеников - одноклассниками. А потом снова и снова расспрашивал:

- Значит можно выбрать несколько незамысловатых предметов вроде физкультуры, труда и французского… нет, в данном случае – английского, отсидеть положенное количество часов и получить аттестат?

Я пожала плечами.

- Получается так. Только с таким аттестатом не примет ни один приличный колледж. Надо набрать определенное количество баллов. – И я снова принималась объяснять папе систему американского образования.

- Софи, деточка! – вдруг запереживал папа. – А ты получаешь нужное количество баллов?

- Я получаю максимум из того, что удалось впихнуть в моё расписание. К сожалению, я не знаю, какие предметы мне понадобятся при поступлении в колледж. Я ещё не определилась.

- А куда бы ты хотела?

- Не знаю. Я хочу быть настоящим художником. Как Рафаэль. Но можно закончить пятьсот тыщ разных колледжей, а художником не стать. А можно – как Гоген.

Ты же не любишь Гогена, - удивился папа.

- Не люблю, - вздохнула я. – Но он – талантливый.

- Тогда может тебе стоит учиться в Сорбонне? Или в Академии Художеств?

- Пока я хочу спокойно учиться в школе Астории.

- Тебе нравится?

- Да.

- Ну, и славно, - говорила мама.

У меня никогда не было подружек. Я вообще относилась к девочкам настороженно. Они были для меня загадкой. То ли дело – мальчики. Они – как раскрытая книга: понятные и предсказуемые. А девочки… Они слишком много думают о себе, о своей внешности и не просто думают, а хотят быть самыми красивыми и постоянно требуют подтверждения своей неотразимости. И каждый раз я слышала от них самый дурацкий вопрос: