Светлана Нилова - Потери

- А как же Марианна?

- С ней всё будет в порядке, - усмехнулся Алек. – Она девушка бойкая – далеко пойдет! Поверь мне, мы ещё услышим о ней и не раз.

Мы помолчали.

- А как же ты? – спросила я Алека. – Ведь ты любил её?

Ответ Алека был откровенным, и я догадывалась, что такое обычно не говорят первому встречному.

- Я очень благодарен тебе.

Я изумленно вытаращилась, но Алек продолжал.

- Марианна очень умная, симпатичная девушка. И отношения наши зашли далеко. К сожалению. Понимаешь, Софи, у меня всё время были какие-то сомнения и я не мог логически их объяснить. Я много думал над всем этим…

Он помолчал. Я не перебивала.

- А тут вдруг, одна деталь - и всё разом встало на свои места. Словно картина из кусочков вдруг сошлась правильно и приобрела смысл. И дело не в том, что она мне изменяла с Брайном, а то, как она делала это. Ведь она предавала всех: меня, тебя и самого Брайна. Она всех нас использовала, взяв от каждого то, что ей было нужно.

Я задумалась. Что Марианне было нужно от Алека – понятно. От Брайна – в принципе тоже. Я покраснела, вспомнив его накаченную фигуру, от которой исходила уверенность и сила, светлую улыбку и простодушное лицо.

А что ей было нужно от меня? Французский, на котором мы болтали? На этот вопрос я не могла найти ответа, сколько ни думала.

А что самому Алеку нужно от меня? Самое время было задать этот вопрос, раз он так со мной разоткровенничался, и я хотела спросить об этом. Но незаметно для себя я заснула, утомленная суматошным днем, убаюканная ровным звуком мотора, легким покачиванием машины и дивным запахом роз. Алек купил для меня целую охапку разных сортов, и они лежали, рассыпавшись по заднему сиденью, благоухая ароматом и тихонько царапая кожаную обивку салона.

На следующий день я гладила бельё, когда прозвучал звонок. Это был Алек. Он справлялся, как рисуют новые кисточки.

- Никак не рисуют, - разозлилась я. – Не было времени их опробовать.

Не могла же я ему сказать, что забросила домашние дела по списку Вики и теперь была вынуждена гладить целую гору белья. Я зажала телефонную трубку плечом и продолжила орудовать утюгом. Вики нравилось, чтобы простыни были выглажены с двух сторон. Надо отдать ей должное – в доме всегда был образцовый порядок, невзирая на то громадное количество лишних вещей, которое было в нем. Но трудиться, чтобы поддерживать этот порядок приходилось всем: и Стейси, и мне, и Тому и самой Вики. Когда приезжал Виктор, он тоже участвовал в уборках, но в основном, как менеджер – распорядитель и все слушались его беспрекословно.

- Ты чем-то расстроена? Или занята? - Спросил Алек.

- Как ты догадлив: сразу два очка! Я как раз расстроена тем, что занята. Домашние дела, знаешь ли.

- Тебе чем-то помочь? – оживился Алек.

- А ты добрая фея? Наймешь армию мышей, чтобы перебрали за меня крупу?

- Ты, правда, крупу перебираешь? – удивился Алек.

- Нет, простыни глажу. Если бы ты знал, как я их ненавижу! Я готова на земле спать, лишь бы не гладить их никогда в жизни!

- Тогда зачем ты это делаешь?

«Вот ведь бестолочь» - подумала я.

- Это моя часть работы по дому. А то, что она мне не нравится – приучает меня к терпению и воспитывает волю. Так говорит мой психолог.

- Ты ходишь к психологу? – опять удивился Алек.

Мне не хотелось подробно рассказывать ему, что именно доктор Келли была со мной после пропажи родителей, помогала бороться с депрессией и строить отношения с новой семьёй. Она тестировала меня, а потом подробно рассказывала результаты теста, помогала разобраться в себе и учила держать себя в руках. Но как всё это можно было объяснить в двух словах? И я ответила:

- Потому, что я чокнутая. Есть ещё вопросы?

- Мне кажется, ты грубишь. – помолчав сказал Алек.

- А тебе не кажется, что я просто занята? И у меня нет времени на милые глупости по телефону.

- Прости, - сказал Алек и повесил трубку.

Через час он позвонил снова. Я продолжала гладить, но гора уже исчезла, остались только носки, носовые платки и прочая мелочь. И настроение у меня улучшилось.

- Ты уже свободна? – осторожно спросил Алек.

- Я буду свободна только в восемнадцать. Если не будет условно- досрочного, - пошутила я. – Что ты хотел сказать?

- Я сижу сейчас в своём кабинете, у меня окна выходят на северо-запад. И вижу, как заходит солнце.

- У нас тоже заходит, - сказала я, взглянув в окно.

- У меня такое чувство, - Алек сделал паузу, ему словно было трудно говорить.- Что этот закат – последний в моей жизни.

Мне хотелось съязвить, но я промолчала. Я и без того слишком много уже наговорила.

- Сегодня я вдруг понял, что люблю тебя. Что ты нужна мне. Что без тебя я просто не смогу дальше жить. У меня здесь высоко, 20 этаж…

Я так разозлилась! И это мне говорит взрослый человек! У которого есть мама, и папа, и жильё, и работа, и около десяти миллионов в банке!

- Если ты такой слабак, пойди и выпрыгни со своего 20 этажа. Потому, что если у тебя весь смысл жизни заключается только во мне – ты и не заслуживаешь этой жизни. Ты её просто недостоин.

Я заводилась всё больше и больше.

- Что ты видел в ней вообще? Чему ты радовался в этой жизни, Алек Макалистер? Ты когда-нибудь плакал от счастья, что живешь? Что снова живешь?

Ты так легко рассуждаешь о смерти потому, что никогда не видел её! Она не дышала тебе в лицо и не грызла пятки. Что ты терял, Алек Макалистер? Кого ты терял? Все твои беды просто смешны.

А 20 этаж – это не высоко. Это - низко. Говорить об этом девушке, которую якобы любишь – низко.

Что я говорила дальше – не помню. Меня несло, как дикого мустанга по прерии и я высказала всё что думала. Когда я, наконец, замолчала и перевела дух. Алек сказал:

- Я всё понял, - и повесил трубку.

Я так и осталась стоять последи гостиной с трубкой в одной руке и утюгом в другой. Утюг уже остыл. Оказывается, пока я в экспрессии расхаживала по комнате и размахивала им, то выдернула его из сети. И это было хорошо. Я приложила холодное железо к голове и задумалась.

«А если и правда Алек выпрыгнет из окна? Если как раз я и толкнула его на это?»

Но постепенно во мне окрепла уверенность: «Не выпрыгнет. Он сильный.»

Солнце уже зашло, в гостиной были сумерки, но зажигать свет не хотелось. Я убрала утюг, разложила бельё по полкам, пошла в свою комнату и взяла в руки кисточки. Розы на моём столе благоухали неземным ароматом. «Как жаль, что нельзя нарисовать запах» - подумала я и тут снова зазвонил телефон. Это опять был Алек. Он был спокоен.

«Передумал? Или всё ещё летишь?» - могла съязвить я, но не стала. Мне не хотелось причинять ему боль.

- Я не стал этого делать, – сказал он, словно отвечая на мои вопросы, и я покраснела от стыда.

- Я люблю тебя, Софи, и сделаю всё, чтобы ты была счастлива.– Он помолчал. - Со мной. Я не заслужил жизни, но я хочу заслужить тебя.