Эльмира Нетесова - Забытые смертью

— Прошвырялся, кобель! Мной побрезговал, как помойкой, теперь до гроба с параши не слезет…

В зале суда она облила Данилу грязью с ног до головы.

— Этот ворюга не только банк, он и меня обокрал! Судьбу сломал. Обманул, девчонкой когда была! Его не судить, живьем запахать надо! Сколько девок он избабил? Небось сам со счету сбился! С детства кобелем родился.

— Мы не за то его судим! — оборвал Катьку судья. И бросил вполголоса: — Вспомнила грехи детства! Нашла, где каяться…

В суде никто не поверил, что Шик один сумел убить двоих охранников банка, вынести миллион. И за два дня потратить восемьсот тысяч рублей. Но ни суд, ни прокуратура не сумели добиться других показаний от Данилы. Само следствие не вышло на след «малины» и не смогло найти ни одного кента.

Данила хорошо знал, что за групповое ограбление не только он, а все фартовые получили бы исключительную меру наказания. Знал, что и его могут приговорить к расстрелу. «Так уж зачем тянуть за собой кентов, если не сумела достать милиция?» — думал Шик. И сидел на процессе отрешенно, изредка глядя в зал.

Наташку он увидел сразу. Она села в глубине зала суда. Слушала обвинение, сцепив зубы.

— К высшей мере наказания! — донеслось до слуха Данилы решение суда. Он увидел, как брызнули слезы из глаз Наташки, ликующую ухмылку на Катькином лице. Услышал тяжелый вздох Иннокентия.

Данилку отвели в одиночную камеру, дали полосатую одежду смертника. Шик, переодевшись, лег на шконку.

«Вот и все. Скоро уходить. От всех разом. Даже от себя. Кенты помянут за упокой. И скоро память посеют. Катька вдогонку пожелает горячих углей под задницу. Наташка, оплакав недолго, забудет. Замуж выйдет. Может, когда-нибудь, пройдя по нашей полянке в ивняке, вспомнит летние ночи. Наши… Но появится муж, дети… Выветрит из памяти мое имя. Да и кто я ей? Приезжий… Таких скоро забывают», — думал Данила. И почему-то вспомнился дед, подобравший его, осиротевшего мальчишку, на разбитой войной дороге. Того старика он любил неосознанно. Верил в каждое слово. Но и его убили. За мародерство.

Данила долго считал, что мародеры — это те, кто дерут морду. Кому и за что, никак не мог понять. Старик как-то сказал ему:

— Помни, Данилка, воровство — большой грех. Но неотмоленный он для того, кто толкнул на это! Не дал другого пути…

На шестой день поседевшего, исхудалого Данилу вывели из камеры. Повели длинными коридорами к выходу.

Шик пытался держаться достойно. Но ноги подкашивались. О чем он думал тогда? Просил прощения у всех за все? Нет! Он вспоминал Наташку. Ведь в ту, последнюю ночь, девчонка впервые поцеловала его…

Чуда для себя он не ждал. И когда привели в кабинет следователя, озирался по углам, ожидая пулю.

— Ваше дело отправлено на доследование в связи с вновь открывшимися обстоятельствами, — услышал Данила, не веря своим ушам.

Вскоре узнал, что прокуратура арестовала пахана «малины». И тот признал, что сам лично убил обоих охранников банка. А Шику дал не миллион, а всего двести тысяч рублей.

Пока шло расследование, милиция поймала еще двоих воров «малины». Те подтвердили, что Данилка не убивал никого. И в «малине» недавно.

Расстрел Даниле заменили червонцем усиленного режима и отправили на Сахалин.

Уже оттуда, из Вахрушевской зоны, отправил он письмо Наташке. Долго, трудно писал его. Понимая, что не нужно оно ей. Пусть забудет, но не поминает мертвым.

«Я не врал тебе! Ты единственная, кого любил и кому сказал про это. Ты одна! Мне не с кем сравнивать тебя. Жизнь подарила тебя, как первую и последнюю радость. Прости, что я не тот, кого могла бы ты любить. Я жив! Меня не расстреляли. Дали срок. Но я не радуюсь. Умереть было бы гораздо лучше, чем жить, не имея права на любовь, на встречу с тобой. Ты единственное счастье и радость моя! Прости, не проклинай тех коротких минут, подаренных судьбой в награду за все! Я с радостью отдал бы жизнь лишь за мгновенье, чтобы увидеть и проститься. Мне не на что рассчитывать и нечего ждать. Я ни о чем не прошу. Одно лишь: отпусти вину мою», — написал Данила и отправил письмо, не ожидая на него ответа.

Но сердобольный оперативник спецчасти прочел письмо Данилы. И, не спросившись, написал на конверте обратный адрес, понимая, что суровые зимы в судьбе куда как легче перенести и пережить, если горит впереди звезда надежды. Данила об этом даже не догадывался. Он ни от кого не ждал вестей. И работал в забое шахты, не считая время, не торопя его. Ему уже не к кому было спешить и стремиться. Он знал: его никто не ждет. И, не споря ни с кем, презрев закон фартовых, пошел в забой шахты. А вскоре его из воровского перевели в барак работяг.

К Новому году все зэки ждали амнистию. Все, кроме Шика. Он давно не верил в чудеса. И вдруг его, едва он поднялся из забоя, позвали в спецчасть.

— За что? Ведь я пашу! — удивленно глянул на охранника, пришедшего за ним.

Тот, не зная о причине вызова, прикрикнул грубо:

— Мне до жопы твои слюни! Зовут — иди! Откуда знаю, зачем? Вперед! — подтолкнул штыком в спину, не дав умыться.

— Срок пребывания в зоне сокращен наполовину, — дошло до слуха, и Шик не вдруг поверил. — Хорошая новость? — спросил оперативник. И, достав из пачки писем вскрытый конверт, добавил: — Письмо тут тебе имеется. Получи, — крутнул седой головой и отвернулся к окну, чтобы не видеть ничего…

«Ты опоздал, Данила. Хотя теперь все безразлично. Немного мне осталось. Видно, оба мы в чем-то виноваты. И все же лучше знать, что когда-то была любимой. И не только тобой. У меня была семья. Отец и брат. Они живы. А я уже недолго буду с ними. Не повезло. Болезнь слишком злая. Бруцеллез. Я заразилась от коров. Через молоко. Вчера умерла моя подруга. От этого. Она звала меня. Знаю, мне мало осталось жить.

Любила ли я тебя? Не стану врать. Любила. Но очень пожалела о том. Особо на суде. Уж лучше б я не ходила туда. Но хотелось увидеть. Да и не верила в разговоры и слухи. Оказалось, Катерина не врала. Почему ты сам смолчал? Никогда не говорил о себе. Ведь я постаралась бы понять. Но ты скрывал. Кого же я любила? Твою тень? Но ведь это бесчестно! Так не поступают с любимыми. Им верят.

Прости. Я не хотела упрекать. Теперь уж поздно. Там, на суде, мне расхотелось жить. Судьба услышала, может Бог сжалился. Ведь я просила себе смерть…

Я не жалею о многом. Обидно лишь за то, что не сумели мы с тобой, Данилушка, уберечь единственное. А ведь это лишь один раз в жизни дается. Как сама жизнь. Но была ли она? Если так, то мы ее проглядели. Значит, жалеть не о чем. И я спокойно говорю тебе — прощай…»

Данила не верил. Он думал, что Наташка решила по-злому подшутить над ним. «Наверное, вышла замуж или не хочет вспоминать его», — подумал Шик. И, пересиливая себя, написал письмо Катерине, умоляя ее сообщить о Наташке.