Джон ОФаррелл - Это твоя жизнь

Мы обменялись номерами мобильных телефонов, а потом фотограф из «Хелло!» велел нам отодвинуться, потому что мы маячили за спинами двух звезд, покорно позировавших перед камерой, и наши безвестные лица явно не украшали кадр. Повсюду сновали знаменитости помельче, которые пришли с единственной надеждой, что поминки поспособствуют их карьере. Неужели у этих выскочек такое непомерное эго, что они забыли о приличиях и уместности?

— Отлично, Арабелла, жду звонка! — сказал я, поворачиваясь.

«Статья об эстрадном юморе, — думал я. — Мое имя в „Санди таймс“. Вот это урожай! На таких похоронах я еще не бывал!»

27, проезд Вязов

Восточный Гринстед

Западный Суссекс

Англия

Дорогой Джеймс,

Сегодня леди Диана Спенсер вышла замуж за принца Чарльза, и за всей этой помпой и лоском крылась обычная семейная свадьба, зато это полезно для туризма. Чуть позже, когда объявили о помолвке, Диана прямо разрыдалась, потому что ей так надоело, что ее фотографируют, куда бы она ни пошла, но, думаю, к этому со временем привыкаешь. Говорят, дурной славы не бывает, но, по-моему, исключения есть, например Йоркширский Потрошитель, он теперь вряд ли устроится куда-нибудь шофером, раз про него все газеты пишут. [22] Йоркширский Потрошитель, Питер Сатклифф, работал водителем грузовика. За 5 лет, с июля 1975 по январь 1981 г., убил как минимум 13 женщин на севере Англии. Сатклифф утверждал, что слышал на кладбище Глас Божий, повелевший ему убивать проституток. Как правило, убивал жертву молотком, а затем уродовал. Пожизненно содержится в больнице для душевнобольных. Но сейчас, когда ты знаменит, Джеймс, надо просто принять как факт, что пресса всегда будет совать нос в твои дела. Понятно, это утомляет, но, боюсь, эту цену придется платить: всех бесконечно и постоянно манит любая мелочь твоей жизни. И поэтому я не возражаю, что пока никто не проявляет ко мне ни малейшего интереса. Это даже и хорошо, ведь однажды я оглянусь назад и позавидую той спокойной частной жизни, которую веду сейчас. А сейчас мне пока что везет, я веду совершенно, безраздельно частный образ жизни, меня никто никогда не донимает звонками, никто мне не пишет и не хочет со мной встретиться все время, можно сказать, в любое время. Это для меня ценная пора, и я постоянно напоминаю себе, как мне повезло.

Когда имеешь дело с прессой, важно держать глаза открытыми, если тебя фотографируют. Просто «Гринстедский наблюдатель» — единственная местная газета, а вот профессионал с Флит-стрит [23] Улица в Лондоне, где расположены основные издательства; центр английской газетной индустрии. ни за что не опубликовал бы ту фотографию с летнего школьного праздника. Но даже если в газете напечатают групповой снимок, где ты с закрытыми глазами, помни, что, кроме тебя, до этого никому нет дела. Хотя в этом конкретном случае все в школе считали себя обязанными напоминать об этом по сто раз на дню, так что уже не смешно, даже если сначала и было бы смешно, а кстати, не было, если уж на то пошло. Просто это очень незрелое поведение.

В принципе, помни, что газетам нужны знаменитости, но и знаменитостям тоже нужны газеты. Это такие особые отношения, которые называются «обоюдными», где обе стороны нужны друг другу в равной мере.

Так или иначе, мне пора бежать, надо много еще успеть. Сегодня я собирался начать свой проект по Тюдорам, но решил лучше посмотреть королевскую свадьбу, это будет полезный сбор материала. Скоро опять напишу.

«Интервью с Джимми Конвеем для отдела культуры „Санди таймс“, кассета первая». Моя интервьюерша произнесла эти слова в блестящий диктофон и положила аппарат на стол между нами. Красный огонек настойчиво подмаргивал. Я сообразил, что идет запись, хотя немного испугался, не встроен ли в диктофон детектор лжи, который зажигает красный свет всякий раз, когда я вру.

— Итак, Джимми, вопрос первый: как давно вы работаете профессиональным эстрадником?

«Э-э… если честно, я не профессиональный эстрадник. Я это придумал, потому что всегда мечтал быть кем-то важным. Увы, никем хоть чуть интересным или значительным я не стал, вот и решил наврать и притвориться, что я крутой комик, может, что-нибудь и выгадаю».

Такой ответ пронесся в моей голове, но я оставил его при себе — боялся, что это расстроит все интервью и разрушит дружелюбную атмосферу.

— Ну, похоже, мне всегда удавалось смешить людей, — задумчиво начал я. — Впрочем, думаю, свой первый профессиональный контракт я получил, когда мне было восемь лет. Старший брат рассказал мне неприличный анекдот, которого я не понял, и обещал пятьдесят пенсов, если я повторю его перед всей родней на Рождество. У меня за это забрали два подарка, а деньги он мне должен и поныне.

По крайней мере, это была правда. И единственный раз, когда я почувствовал, что Арабелла мне не верит.

— Вы обнаружили, что юмор — хороший способ расправляться с задирами в школе? Что вместо драки можно отразить агрессию, рассмешив их, и юмор стал вопросом выживания, так сказать, в джунглях детской площадки?

— Да в общем, нет.

— Интересно, потрясающе. — И она сделала пометку, словно психиатр, записывающий важнейший факт из тайной жизни пациента.

Такое внимание пробуждало чувство собственной значимости. Когда я заказал кружку «Гиннесса», Арабелла спросила:

— А вы, кстати, не ирландец, Джимми?

— Да нет, просто тут не подают горькое пиво в розлив, вот и взял «Гиннесс».

— Ясно, ясно… — Она со значением кивнула, будто я только что поведал о главном переживании детства: как моя мать занималась любовью с вожатым отряда бойскаутов.

Мы сидели в лондонском клубе, с огромными креслами и очередными официантками-лилипутками. Арабелла здесь была «членом-основателем», что бы это ни означало, а я — зевакой-новичком, которому приходилось сдерживать себя, чтобы не польститься на дармовщинку и не пойти от стола к столу, собирая фирменные спички, которые лежали в пепельницах. Арабелла позвонила мне через пару дней после похорон и сказала, что хочет всю статью написать про меня одного — в связи с моим «возвращением из Штатов». Она произнесла это так, как если бы «Битлз» решили воссоединиться.

— Когда вы свободны? — спросила Арабелла.

— Сейчас, дайте подумать… — Я уставился в арктическую белизну моего ежедневника.

— Я смогу только в следующий четверг, — вставила она. — Как насчет четверга?

Вот незадача, у меня как раз на следующий четверг были планы. В Новой Зеландии праздник — День Вайтанги! [24] Национальный праздник Новой Зеландии, отмечается 6 февраля. В 1840 г. в селении на реке Вайтанга подписан договор, по которому маорийские вожди уступали английской короне все права и полномочия суверенитета. Выходила накладка, но я был уверен, что выкрою время.