Айтеч Хагуров - Жизнь коротка, как журавлиный крик

В библиотеке Болеслав Александровича, — а именно он считался хозяином библиотеки — было много однотомников, в которых умещались все произведения писателя. Получалось полное собрание сочинений в одной книге. Такая книга была, конечно, большого формата. На каждой странице текст располагался в два столбца. Когда в 50–х годах стали выходить многотомные издания произведений отечественных и зарубежных классиков, Болеслав Александрович, заядлый книголюб, стал их приобретать. К однотомным собраниям он потерял интерес. Тогда очередное золотое время наступило для меня. Ленц и Ира стали поочередно их мне дарить на день рождения. Ленц подписывал книги от души, а Ира — почти официальным слогом. Так, книгу, в которой был весь Шекспир, она подписала так: «В день рождения Юре от Ирины Ц.». Леня же, напри — мер, на книге И. С. Тургенева написал: «На долгую память лучшему другу Юре Хагурову от Лени Царюк». Эти подарки действительно вошли в мою долгую память, и сейчас, когда прошло более сорока лет, эти книги самые для меня дорогие из всех, что в моей библиотеке.

Литература в школе тогда была очень идеологизирована. В учебниках о Достоевском писали мелким шрифтом. Мы его, как и Куприна и Бунина, не проходили. Зарубежную классику — как маленький спецкурсик, предельно сокращенно. Но мы с Ленцем все это проходили, и притом основательно, в другой школе, в школе Валентины Гавриловны.

Вечерами за чаем она сама нам читала такие шедевры, как легенду о Великом Инквизиторе из «Братьев Карамазовых» или «яркие места» из «Фауста». «Яркие места» стимулировали самостоятельное чтение, и тогда мы убеждались в том, что там все места яркие. Но те места, которые читала Валентина Гавриловна, я, как правило, потом запоминал надолго и многие помню до сих пор.

Эпизод, в котором Фауст произносит монолог, заканчивающийся знаменитой фразой «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой», был представлен ею объемно. Фауст, будучи слепым, звуки лопат, роющих землю, принимает за желаемое — за работу по осушению болот, на месте которых мечтал он разместить цветущие сады. Но то были зловещие звуки лопат, рывших ему могилу. Закончив этот, последний в своей жизни монолог, Фауст падает в могилу, и дьявол произносит над могилой циничнофилософскую речь. В таком контексте знаменитая фраза о том, кто достоин жизни и свободы, звучала не только оптимистически, но и трагикомически.

Это была совсем другая глубина понимания литературного текста, чем та, которую предлагали в школе.

Перед нами представала объемная картина человеческой жизни, драма ее устремлений. Монолог Фауста был уже не просто оптимистический. Он представал оптимистической трагедией или трагическим оптимизмом.

В следующий раз, когда после выполнения школьных заданий мы собрались на кухне за чаем, Валентина Гавриловна держала в руках книгу по истории военного искусства. Меня это удивило, потому что я уже представлял круг ее интересов, и с ними не очень гармонировали проблемы военного искусства. Однако и в этих пробле — мах она нашла то, что ей было нужно. Мы с Ленцем уже знали не мало о военном гении римлян, мы знали, что в отличии от римлян греки гениально самоутверждались в философии… О «гениальности» и тех и других нам говорила Валентина Гавриловна.

Мы знали, как были вооружены легионеры, как они тренировались. «А знаете, о чем молились легионеры после тренировок?» — спросила Валентина Гавриловна. Ленц, обладавший энциклопедической памятью, начал:

— Они благодарили богов, во — первых, за то, что они их создали людьми (могли сделать животными), во — вторых, римлянами, а не варварами, в — третьих, за то, что создали их мужчинами, а не женщинами…

— Путаник, — перебила его Валентина Гавриловна, — так молились греки, а не римляне. А римские легионеры после своих упражнений и учений начинали молитву словами: «Помолимся, чтобы в здоровом теле был здоровый дух…».

Вот откуда пошли крылатые и очень в то время популярные слова «В здоровом теле — здоровый дух». Валентина Гавриловна обращала наше внимание, насколько выглядит усеченной и даже искаженной идея молитвы в современном звучании. Когда мы говорим: «В здоровом теле — здоровый дух», мы утверждаем, что физическое здоровье является источником и духовного здоровья. А это очень большое упрощение. Везде и всюду этот тезис не подтверждается. Сколько бывает физически здоровых негодяев, преступников — и наоборот, сколько бывает физически слабых, но духовно и морально здоровых и полноценных людей. У этих двух видов здоровья — физического и духовного — разные источники, и одно не может заменить другое. Конечно, для полноты ощущения жизни важны оба вида здоровья, и прекрасно, когда они гармонируют. Но одно другим не надо подменять. Духовное здоровье проистекает из другого источника, из другого сосуда. Поэтому, продолжала Валентина Гавриловна, римляне просят богов, чтобы они и в здоровые тела влили здоровый дух. Для них боги, религия были источником духовного здоровья. В другие времена, у других народов таким источником духовного здоровья могла быть культура… Источник физического здоровья более прост — он в упражнениях, в питании, в режиме.

Не скажу, что мы полностью тогда понимали идею Валентины Гавриловны, но вопрос о физически здоровых негодяях и прекрасных людях со слабым здоровьем застывал в сознании. За свои еще

тогда малые годы я не раз в этом убеждался.

И так шаг за шагом…

Приобщение в мировой художественной культуре — одно из многих бесценных мне даров от Валентины Гавриловны.

Но не только интеллектуальным и духовным развитием я ей обязан. Постоянно ощущал я ее заботу материальную. Тогда, начиная с 7–го класса, в год платили за обучение какую‑то сумму. Моей маме, которой надо было кормить и одевать четверых детей на зарплату рабочей молочной фабрики, эта сумма была непосильна. Валентина Гавриловна, будучи членом родительского комитета, добилась, чтобы платил комитет. Кроме того, каждый год перед началом учебного процесса школа мне покупала ботинки и костюм.

Однако вернусь к своему другу Лене. В старших классах стали проявляться его, блестящие способности в физико — математических науках. В гуманитарных дисциплинах ему мешала его строгая логичность. Не хватало воображения. В них я был сильнее. Но по физике, математике и химии с ним не могли тягаться и наши хваленые отличники. Особенно он их посрамлял на городских и краевых олимпиадах, на которые шел под моим большим давлением и на которых непременно занимал первые места. Его познания в области' науки и техники требовали практического выхода, и он постоянно что‑то изобретал или конструировал. Одно время увлекался созданием взрывчаток. Мы взрывали всякие «бомбы» и «гранаты» на пустырях и за городом. Потом было увлечение строительством моделей кораблей и фотографией.