Эльмира Нетесова - Последний шанс

А бабы окружили Ивана, взяли в кольцо. Вопросами засыпали:

— Откуда приехал, чей будешь?

— Кем и где работаешь?

— Семейный или холостой? Имеются ли дети?

— Надолго ли в деревню приехал? Только ли отдохнуть, или попутно присмотришь бабу?

— Что вечером будешь делать?

— Может, в гости заглянешь на огонек? — улыбались обещающе, лукаво.

— Ты не бойся! Мы хоть и деревенские, но с нами не соскучишься. Угостим от души, развеселим до колик в животе, согреем до пота! Городские так не сумеют. Куда им до нас! Ты выходи вечерком, присядь на скамейку. Мы тебя живо сыщем. Какая с нас глянется, с той и пойдешь на сеновал…

— Не красней, Ванек! Мы, бабы простецкие. Нет у нас хитрости. Коль понравимся, не пожалеешь, что отпуск в нашей деревне провел. На следующий год к нам воротишься.

— Ну, что решил?

— Уговорили тебя?

— Конечно, выйду! Ну, разве можно отказать таким красавицам! — решил человек, не обижая ни одну весело провести предстоящую ночь.

Бабы, тепло простившись до вечера, ушли со двора. Иван вернулся в дом.

— Ну, что сговорили тебя нашенские бабехи? Ты их не пужайся. Я на что старый, а и то не чураюсь. С одной посижу рядышком, поговорю по душам. Иную за задницу, за сиську ущипну — внимание уделю. Им и это дорого. Нехай старый, а все ж мужик. Не забыл, для чего бабы в свете живут. Иные куда моложе меня, а уж все мужичье растеряли без следа, пропили без остатку. Вот им горько. Рядом с ими не то бабы, вороны не садятся.

— Дед! А почему ж один живешь? Привел бы какую-нибудь в постоянные!

— А на что? Не хочу других обижать. Я общий и ничейный. Возьми какую-нибудь в дом, другая уже не войди.

— Так ты их еще имеешь всех? — изумился Иван.

— Ты чего городишь, Ванек? Мне ж скоро девяноста годов. Кого могу пользовать, дуралей? То когда-то было, совсем давно. Нынче по сеновалам не катаюсь. А нашим бабам душевное внимание уделяю. Оно дороже того, про что ты подумал. Неможно допустить такое, чтоб баба свой век в кобылах скоротала. Надобно, каб всегда помнила, что она красавица, радость и чье-то счастье, какое само сыщется. Сколько ко мне в слезах приходят. Вот так-то поговорим на скамейке, обниму голубушку, уговорю, приласкаю милую, вытру слезы, глядишь, домой летит ласточкой, расправив крылышки и перышки. Уж никому не верит, будто она дурнушка невезучая. Звонким жаворонком в избе поет. И нипочем ей тяготы. Ведь поверила мне и ожила, задышала заново. А как иначе у нас? Затуркай девку или бабу? Внуши, что она пугало. Долго ли такая проживет, поверив, будто нет на земле никого хуже. Вот так и Варя домой воротилась с Украины. Я ее еле признал. Половины от девки не осталось. В чем душа уцелела, какую сплошь изгадили. Сколько слез пролила родимая, прежде чем поверила, что любим ее, и нужна всем, кажному. И никакая она не корявая и не гнилуха. Что ясной звездочкой в душе всякого с нас живет. Ох, и тяжко было Ванюшка, внучку родную на нужную тропинку поворотить. Я уж руки опустил. Цельный месяц с ней бился, покуда заново задышала. Нынче смеется колокольчиком, и слезы просохли. А давно ли белугой ревела? Вот так-то все наши бабочки через мои руки и душу прошли. Не думай, голубчик, про меня поганое. Я ить старый, скоро меня на погост понесут. О каких грехах думать нынче? Я об душе печалюсь. И моя болит по кажному человеку. Ведь вот уйду я в могилу, а их кто успокоит и пожалеет? Кого их беды и слезы тронут? Кто им поможет?

— Прости Василий Борисович! Я неправильно понял, — извинился Иван.

— Ништяк! Всяк о другом судит по себе, — вздохнул дед и предложил:

— Ты б на речку сходил. Теперь в ней вода теплая, как парное молоко. И никто не помешает, вся деревня на покосе. Единые старухи и детва в избах. Ступай, развейся, воротишься, как огурчик. А я покуда на пасеку схожу.

Иван переоделся, прихватил полотенце и побежал к речке неспешной трусцой.

Когда вошел в воду даже удивился, ее словно подогрели. Человек окунулся с головой, нырнул несколько раз и поплыл вниз по течению. Как давно он не плавал в реке… Совсем один, вокруг река, лес и зеленая тишина. О таком только помечтать. Где-то далеко-далеко остался город с его гарью, бесконечными вереницами машин, телефонными звонками, планерками и совещаниями, с толчеей на улицах. Здесь полная тишина. Лишь птичий гомон и шепот реки слышны.

— Господи! Какая благодать! Как здорово, что есть на земле такие уголки, как вот эта деревня! — сказал человек, выйдя из воды.

Он расстелил полотенце, лег на спину, раскинул руки, решил позагорать и вдруг к нему на живот прыгнул лягушонок.

— Брысь! — взял его за лапу, хотел отбросить в сторону и увидел женщину. Та шла с полным тазом белья, решила прополоскать в реке. Она не смотрела по сторонам. Увидев Ивана, остановилась от неожиданности. Вгляделась и сказала улыбаясь:

— Это вы, Иван, добрый день. Я думаю, что не помешаю вам, — пошла к воде.

— Варя! Я чем-нибудь смогу вам помочь?

Женщина удивленно оглянулась:

— Ну, что вы? Белье это чисто бабье дело. Чем поможете? Извините, что здесь на глазах маячу. Но вы не обращайте внимания, отдыхайте и купайтесь, — отвернулась женщина.

Белья в тазу было много. Варя подняла повыше подол халата и вошла в реку почти по пояс.

Иван грелся на солнце, изредка смотря на женщину. Она выходила из воды вынося отполосканную простынь или пододеяльник, брала другое и снова входила в реку. Иван невольно залюбовался ровными, стройными ногами женщины, красивой фигурой и долго не мог сыскать повод, чтоб заговорить с Варей.

— Давай помогу донести белье, — предложил внезапно.

— Не нужно, я сама. У нас мужики тазы не носят.

— А вечером придешь к деду?

— Зачем?

— Я буду ждать тебя! — глянул в глаза Варе. Та смотрела удивленно, настороженно.

— Приди, Варварушка! Я буду ждать тебя.

— Хорошо, — ответила тихо, а быть может, это птица прощебетала в кустах. Варя подняла таз с бельем, пошла от реки по тропинке в деревню. Иван восторженно смотрел ей вслед.

Человек смотрел на Варю, пока она не скрылась из вида. Ему казалось, что никогда в жизни он не видел женщины красивее.

Куда там загорать или отдыхать на берегу. Иван оделся и пошел от реки, домой, к деду. А перед тазами неотступно стояла женщина с тихой, светлой улыбкой на лице, с искристыми серыми глазами, хрупкая как лозинка. Она обещала придти к нему, и человек с нетерпеньем ждал наступленья вечера.

Иван не был новичком с женщинами. Их он познал нимало. Были всякие. Молодые и ровесницы, робкие и дерзкие. Случалось, связь была однодневной, с иными затягивалась на неделю и даже на месяц. Он не переживал когда отношения с женщинами обрывались. Он ни одну не осудил и не опозорил, ни с одной не ругался, расставался тихо, порою без слов и упреков. Иван не любил осложнять отношения. Женщины никогда не занимали основу в его жизни. Человек никогда не терял из-за них голову и не горел. Он легко знакомился, еще проще расставался с ними. Никогда ни одну не ревновал. И к каждому новому знакомству относился спокойно.