Ат-Тайиб Салих - Свадьба Зейна. Сезон паломничества на Север. Бендер-шах

— Школа для мальчиков. Там нет девчонок.

Она отвечала, словно давно уже об этом думала:

— Может, если меня увидят, то примут.

Я засмеялся:

— Что в тебе такого расчудесного, чтоб тебя, как увидят, сразу приняли?

Махджуб добавил:

— Ты что, считаешь себя красавицей, луной из луп? Посмотри на себя, какая ты страшная и тощая.

Не обращая внимания на наши насмешки, она пояснила свою мысль:

— Я хочу сказать, если увидят, как я читаю и пишу, то примут. Разве все дело не в этом? Какая разница между мальчишкой и девочкой?

Махджуб проговорил:

— Такой порядок установило правительство. Мужская школа — значит, для мальчиков. Ты что, хочешь, чтобы правительство устанавливало для тебя особый порядок?

— А почему бы и нет? — отпарировала она.

Мы засмеялись: это было в характере Марьям, она считала, что все возможно. Быстро все взвесив и обдумав, она пришла к новому неожиданному решению. Устремив свои прекрасные умные глаза куда-то вдаль поверх наших голов, она сказала:

— Хорошо. Раз правительство принимает в школу только мальчишек, я стану мальчишкой.

С трудом скрыв изумление, мы попросили ее пояснить, что она имеет в виду.

— Это значит, что я буду ходить с вами в школу, как будто я мальчик.

Махджуб насмешливо спросил ее:

— Ты, девчонка, станешь мальчишкой?

Я тоже, смеясь, задал ей этот вопрос. Она ответила, устремив свой взор к далекой точке на горизонте, которую видела только она:

— Почему бы и нет? Раз правительство принимает только мальчишек, я надену джалябию и чалму и пойду с вами в школу. Чем я хуже вас? И никто ничего не узнает. Какая разница, мальчишка или девчонка?

Мы с Махджубом долго смеялись. В этом смехе, однако, было не только желание подразнить — в нем звучали восхищение и любовь. Махджуб спросил ее:

— По-твоему, девчонка во всем как мальчишка?

— Ну а почему нет?

— И нет никакой разницы? — добавил я.

— Никакой.

— Все совершенно одинаково? — спросил опять Махджуб.

— А разве нет?

— Я во всем такой же, как ты? — спросил я.

— Ну, только…

— Что только? — сказал я, подзадоривая ее.

— Так, ерунда.

Махджуб захохотал:

— Сама ты ерунда.

Но Марьям не смутилась. Внезапно она посмотрела нам в лица, и мы увидели, как блики света с далекого горизонта играют на ее лбу и щеках. Мы с Махджубом как зачарованные взглянули друг на друга и сказали в один голос, глядя на далекий горизонт:

— Действительно, почему бы и нет?

В наших голосах теперь не звучала насмешка, в них чувствовалось невольное уважение, смешанное со страхом.

— Ведь классы в школе пустуют, — сказал Махджуб.

— А инспектор каждый день разъезжает туда и сюда на осле, упрашивая людей отдать своих ребят в школу, — добавил я.

— А мне целый день нечего делать. Только и знаю, что вхожу в дом и выхожу из дома, — сказала Марьям.

— Марьям способная, — произнес Махджуб.

— И у нее есть желание, — добавил я.

— Что тут такого? — проговорила Марьям, и мы все трое в один голос, словно хор, приветствующий зарю, сказали:

— Действительно, почему бы и нет?

В то утро, когда я еще не знал, что нить, связывающая нас, скоро навсегда оборвется, она сказала:

— Хорошо. Пусть свадьба будет сегодня ночью. Но я еще не все приготовила.

Махджуб не понял, но я сразу уразумел, что она имеет в виду. Я сказал:

— Даст бог, все кончится благополучно. Не горюй ни о чем.

Она ничем не болела и только один день пролежала в постели. Словно решила уйти внезапно. Словно того, что произошло, на самом деле не было. Он стоял справа от нее, а я — слева. Только мы были с нею, как она хотела. Она лежала вся свежая и чистая, как невеста, только на лбу Выступили капельки пота. Ее лицо сияло, а глаза блестели, как маленькие молнии. На мгновение она взглянула на меня, но не узнала и сказала, глядя на Махджуба:

— Только вот Марьюд еще не приехал. Как же мы будем справлять свадьбу, ведь Марьюд еще не вернулся из поездки.

Тогда Махджуб все понял и разразился рыданиями. Плача, он произнес:

— Марьюд приехал. Все готово для свадьбы.

Она радостно воскликнула:

— Вернулся? Когда?

Я сказал:

— Это я, Марьюд, ты слышишь, Марьюма? Разумеется, брачный договор будет заключен сегодня вечером. Все готово.

Она пристально взглянула мне в лицо. В глазах ее отразился гнев. Она стала такой, какой я ее знал сорок или больше лет тому назад.

— Нет, ты — не Марьюд. Ты — Бакри. Я никогда не выйду замуж за Бакри. Никогда! Никогда!

Махджуб пришел ко мне на помощь:

— Как это он не Марьюд? Он самый и есть. Только что вернулся из поездки.

Она снова вгляделась мне в лицо.

— Марьюма, что с тобой? Ты бредишь? — проговорил я.

Она сказала другим голосом, словно чужой, незнакомый мне человек:

— Глаза Марьюда, нос Марьюда, голос Марьюда, но ты не Марьюд. Он моложе. Ты вовсе не Марьюд. Скажи, кто ты? — Немного помолчав, она снова заговорила: — Может, ты вправду Марьюд. Ты Марьюд и не Марьюд. Мужчина и не мужчина. Ты никто и ничто. — Потом, заплакав, она сказала:

— Горе мне! Марьюд умер, а меня выдают замуж за Бакри. Никогда! Лучше я тоже умру, но не стану женой Бакри.

После этого она впала в забытье и смолкла. Мы уже думали, что она отошла. Но она внезапно проснулась. Ее лицо, вся она и все кругом говорило о том, что караван уже трогается в путь. Мы услышали ее голос:

— Спешите, спешите. Сроки пришли. Время близится. Все. Я готова отправиться в путь. Лучше простимся сейчас. Прощайте. Прощайте. Живите дружно. Детей…

Махджуб, напрасно пытавшийся удержать слезы, поцеловал ее в щеку. Я наклонился над нею и поцеловал ее в лоб. Она припала ко мне и обняла руками мою шею. Мне казалось, я несу дорогую тайну, нечто недоступное и невозможное. Тот самый аромат, молодость, мечту. Колесо времени стало обращаться назад, пока не остановилось в тихой лунной летней ночи, ночи не нашей эпохи и не нашей земли. Я услышал звук своих рыданий. Словно кто-то другой лил слезы, которые были глубоко спрятаны все эти годы. Такая уж моя участь во всем. Видимо, ей суждено было скончаться у меня на груди. Может быть, поэтому я и вернулся…

Она была как птица. Махджуб поднял ее с носилок. Свет факелов скорбно озарил край могилы. Я услышал, как холодный ветер имшира зовет меня голосом Марьям: «Ничто-о… никто-о…» Он зашагал с нею к могиле. Преградив ему путь, я протянул руки. Он смотрел на меня какое-то мгновение, на глаза его навернулись слезы, и он оставил ее мне. Она была легка, как птенец голубя. Я шел с нею по нескончаемо длинной дороге от города к городу, через равнины и горы. Это не был сон. Совсем нет. Марьям спала у меня на плече. Я ходил с нею по берегу реки до самого утра. Ее разбудил солнечный луч, прикоснувшийся к ее лицу. Она выскользнула у меня из рук и обнаженной прыгнула в воду. Я было отвернулся, но, не выдержав, обратил к ней лицо и увидел, что она плавает в море света. Словно солнечные лучи оставили все и пришли, чтобы окутать ее тело. Она ныряла и всплывала, исчезая в одном месте и появляясь в другом, ее смех доносился ко мне то слева, то справа. Да, да, да! Я хотел утонуть в источнике этого света, света другого мира и другого времени. Но я заколебался, всего лишь на мгновение. В ту же секунду луч света вернулся туда, откуда вышел. Видение исчезло. Я позвал громким голосом: «Марью-ума, Марью-ума!» Мне эхом ответило сразу несколько голосов: «Марью-уд, Марью-уд». Я бродил вслепую по пустыне вслед за воющим ветром и сыпучими песками, пока меня не сломило отчаяние. Потом неожиданно я увидел дерево тальха с яркими цветами. Я прилег около него. Вдруг я почувствовал, что рядом со мной лежит Марьям. Не знаю, было ли это после заката или перед восходом, но я помню стройные длинные тени и свет, струившийся из ее глаз мне на лицо. Я жадно стал его пить. Потом сказал: