Дес Диллон - Шесть черных свечей

— Слава богу, как легко все пошло, — сказала матушка.

— Это ваш первый ребенок? — спросила медсестра.

— Нет, это мой второй, но как легко она выскочила — прямо как рыбка.

Пришел доктор. Он как-то странно смотрел на матушку — будто они уже были знакомы.

— Как вы себя чувствуете? Выглядите вы на удивление хорошо. Особенно для женщины, которая только что родила двойню.

— Двойню?

— Да, вы же помните. Один был…

Но матушка ничего не помнила, и доктор остановился на полуслове. Линда потому и проскользнула как рыбка, что ребенок, который шел перед ней, родился мертвым. Теперь матушка вспомнила, что держала в руках мертвого ребенка, пока рожала живого. Потом мертвого младенца забрали, а живого передали матушке. Все эти годы матушка хранила тайну. Поэтому-то многие годы спустя она с такой любовью успокаивала Джедди, когда с ней стряслась такая же беда.

Брат-близнец Линды — это я.

Когда память вернулась к ней, матушка отключилась, но, очнувшись, постаралась справиться с воспоминаниями. Она из другой эпохи, матушка-то. У нее больше общего с ирландскими иммигрантами поздневикторианского периода, нежели с их ошотландившимися потомками.

Когда доктор опять появился, матушка была под действием анальгетиков, которые ей недавно вкатили.

— Как вы сейчас? — спросил доктор.

— Со мной все прекрасно, доктор. Я хочу домой. Вы прекрасный врач. Никакой боли, ничего такого.

Доктор посмотрел на нее и засмеялся:

— Вы так не говорили, когда я принимал вашего первого ребенка — Кэролайн, не так ли?

Матушка уставилась на него.

— И много чертей вам попалось на жизненном пути с тех пор?

— Боже мой! Что еще я наплела тогда, доктор?

— Была бурная ночь, вы рожали в первый раз, вы были напуганы. Больше я ничего не скажу.

И доктор удалился, оставив матушку с невинным младенцем на руках. Линда. Вот как ее назвали. Маленькая Линда.

Со сверхъестественным Линда впервые столкнулась, когда ей было лет семь или восемь. Она никогда не могла отделаться от ощущения, что потеряла какую-то часть себя и не может найти. И в то же время ее преследовало другое чувство: что кто-то постоянно находится рядом с ней. Ее ангел-хранитель. У истока этих чувств стоял я — ее брат-близнец, о существовании которого она даже не подозревала.

Эти чувства определили ее поступки: ей всегда было как-то не по себе, в середке ощущалась какая-то пустота, которую надо было заполнить, что она и пыталась сделать, действуя по-своему. Днем Линда любила гулять по кладбищу и читать надписи на могилах, сознавая: она ищет что-то, вот только что именно — неведомо. По ночам Линда на кладбище не ходила, но вертелась неподалеку, надеясь хоть краешком глаза увидеть то, что ей надлежало узреть. Тут-то ей на глаза и попался Маккракен. Потом он стал попадаться ей на глаза регулярно, и все странности, связанные с ним, тоже не ушли от ее внимания. Трудно сказать, в чем там было дело, но, наверное, Линда думала, что его-то ей и надо. На какое-то время Маккракен целиком завладел ее мыслями.

Маккракен был тот самый старик из Старого Монкленда, который каждую ночь независимо от времени года наведывался на кладбище с одним-единственным цветком в руке.

Одна рука у Маккракена тряслась, и он постоянно держал ее за спиной. Никто не знал, чем он там на кладбище занимается, но ни дождь, ни гроза, ни туман не могли его остановить. Линда провожала его до кладбищенских ворот и глядела через решетку, как он пропадает меж могил, теряется в темноте среди черных силуэтов надгробий. Слышны были только его шаги, разорванным эхом звучащие по дорожкам города мертвых.

Линда спросила матушку про человека, который прячет за спиной дрожащую руку, а в другой руке держит цветок.

— Маккракен? Его хватил удар после смерти жены, и он даже говорить не может. Он ведь нашел ее на полу кухни с перерезанными венами. Весь салат был залит кровью.

Линда пришла в ужас и до сего дня не знает, правда это все или матушка кой-чего присочинила.

Факты же в связи с Маккракеном были следующие: после самоубийства жены его нашли на газоне посередине трассы М8. В руках у него была коробка из-под кукурузных хлопьев, вывернутая наизнанку, и он писал на ней фломастером одну и ту же фразу вновь и вновь:

Маки на зеленом поле; на холме цветы. Маки на зеленом поле; на холме цветы.

На пару лет Маккракена упрятали в бедлам в Хартвуде. Слово «бедлам» вызывало в воображении Линды образы ужаса и боли. Она представляла себе место, где беда ломает людей и они кричат в агонии. Это все из-за матушки, которая, когда выходила из себя, выражалась примерно так:

— Ну беда мне со всеми вами, просто беда!

Или:

— У нас с вами не дом, а просто бедлам. Настоящий бедлам!

Эти образы смешались в голове у Линды. С ее точки зрения, все было логично: когда с тобой случится беда, тебя заберут в Хартвуд, где беда окончательно сломает тебя.

Разумеется, после всего этого Маккракен еще прочнее угнездился у Линды в голове. Она следовала за ним каждую ночь, но никак не могла набраться смелости, чтобы пройти на кладбище.

Однажды поздним вечером Линда спряталась у двери Маккракена. Небо отражалось у нее в глазах. Она немного подождала. Никогда еще чувство пустоты внутри не было таким сильным. Если уж и пойти за Маккракеном на кладбище, то только сегодня. Другого случая не будет.

Наконец Маккракен защелкал запорами и загремел цепями, которых на его двери было столько, что Форт-Нокс [20] Хранилище золотого запаса США в штате Кентукки. обзавидовался бы. Линда глубоко вздохнула, задержала дыхание и попятилась назад, стараясь спрятаться в ветвях живой изгороди. Вода с мокрых листьев водопадом хлынула ей за шиворот. Было чертовски холодно. Маккракен бренчал ключами, запирая дверь. Линда старалась не дышать, а то старик еще увидит пар над кустами.

Маккракен тронулся в путь и прошел мимо Линды своей шаркающей походкой. Трясущуюся руку он, как всегда, держал за спиной, а в другой руке нес розу. Плащ его был застегнут наглухо, а шляпа надвинута на глаза. Он шагал размеренно, как обычно.

Линда выскользнула на улицу в оранжевый свет фонарей, разрывая паутину моросящего дождика. Она кралась вслед за стариком, словно заправский сыщик. Коломбо в то время уже был популярен, и что-то в Линде залилось идиотским смехом и захотело остановить старика и допросить его:

— Эй, мистер Маккракен, это Коломбо, разрешите еще один вопросик, прежде чем я уйду.

Но Линда, разумеется, этого не сделала. Какая-то волна в ее теле поднялась и опустилась.

От Вудсайд-стрит до ворот кладбища путь недалек. Не успела Линда оглянуться, как Маккракен уже проник на кладбище, даже не повернув головы. Одним прыжком Линда очутилась у кладбищенской стены, вглядываясь в темноту. Губы ее почему-то все время складывались в безумную усмешку, и это ее пугало. Линда прикусила губу и постаралась набраться храбрости.