Карла Фридман - Два чемодана воспоминаний

— Я не должен так говорить, — продолжал господин Калман. — Человек должен быть покорен Воле Всемогущего. Все имеет свое место и время, даже зло. Но я не собираюсь пускать зло в мой дом и смотреть спокойно, как оно садится в мое лучшее кресло! Никто не может требовать этого от меня!

Я хотела что-то возразить, но он не дал мне и рта раскрыть. Словно кому-то еще было непонятно, что именно ко мне он обращается, он выставил указательный палец в мою сторону:

— Изыди! Только не по водосточной трубе, а по лестнице!

С горящими от стыда щеками я поднялась и пошла к двери. Но тут очнулась госпожа Калман. Она мгновенно оказалась возле меня, молча взялась за лацкан моего шелкового пиджака и сделала на нем крию, надрез, который делают на платье только самых близких покойному людей, чтобы показать меру их скорби. Ее темные, покрасневшие от слез глаза победоносно блеснули, когда она заговорила.

— Много было среди дочерей Израиля мужественных, — сказала она, — но ты превзошла всех их.

И, коснувшись ладонями моего горячего лба, благословила меня.

Внизу я с трудом отыскала привратника. Он оказался в закутке, где стоял бойлер, с метлой в руке и Аттилой у ног.

— Нет, — затряс он головой, когда я попыталась отдать ему полторы тысячи франков, — теперь это не важно.

— Вы должны взять эти деньги. Я больше сюда не вернусь и не хочу, чтобы вы тревожили этим Калманов.

— Это я виноват, что их малыш, — вдруг сказал он.

— Почему? Ведь не вы его утопили. Только напугали до смерти.

— Я не хотел, я хотел только проучить его. Дело было в принципе.

Он удивленно рассматривал разорванный ворот моего пиджака. Потом быстро выхватил деньги из моих пальцев и сунул в карман плаща.

— Это нелегкая работа, знаете ли. Люди выходят из лифта на верхнем этаже и забывают затворить дверь. Раньше я без труда с этим справлялся, но теперь кровь приливает к ступням.

Может быть, я тоже была виновата в смерти Симхи? Этот вопрос занимал мои мысли несколько месяцев. Я ходила в Городской парк, единственное, как мне казалось, место, где можно найти ответ на этот вопрос. Я не нашла его, но начала сомневаться в том, что Симха существовал на самом деле. Может быть, потому, что нигде в городе его отсутствие не чувствовалось так остро.

Я смотрела на пруд издалека, обходила его вокруг, склонялась над водой, пока не поняла главного. Если я и виновата, то не более, чем вода, плакучие ивы и утки, среди которых мне никогда не найти ту, единственную, с рыжими локонами и в шапочке. Все они виновны в силу своих особенностей: вода — в том, что не нашла ничего лучшего, чем обнять и покрыть его собою; деревья — в том, что он утонул у них на глазах; утки — в том, что подманили его своим кряканьем. А я — я, следуя своей натуре, делала то, чего не могла не делать, потому что любила Симху Калмана.

Сразу после экзаменов, перейдя на второй курс, я продала все философские книги и перевелась на факультет физики. Это так обрадовало отца, что он взялся оплачивать мою квартиру, чтобы дать мне возможность полностью посвятить себя занятиям. Кажется, лето в том году длилось аж до октября, но я точно не помню, потому что это было слишком давно. Зато помню во всех подробностях, как впервые шла в университет на лекцию по физике. Тротуары были чисто вымыты, небо сияло голубизной. И небо, и земля казались свежими, как в Первый День Творения. И с небом над головою, твердо ступая по земле, шла я назад, к Началу Начал.

Карла Фридман родилась в 1952 г. в Эйндховене, Нидерланды. Работала журналистом и переводчиком, но главным делом своей жизни всегда считала литературу. Из-под ее пера вышли многочисленные стихи и рассказы, но подлинный успех и известность ей принес первый роман — «Ночной отец». Молодую писательницу признали самым ярким автором из представителей второго поколения переживших Холокост. «Это писатель от Бога, способный в небольшом пространстве текста пробудить к жизни целый мир со всеми его оттенками, — писала о ней критика. — Из кошмара она создает искусство».

Тот же мир писательница воссоздала в романе «Два чемодана воспоминаний». Пронзительная и на первый взгляд простая история девушки Хаи, привязавшейся к обделенному любовью ребенку, покорила сердца читателей, но эта сюжетная канва — лишь первый пласт романа. Писательница размышляет о судьбе еврейского народа, о его вековых традициях и недавних трагедиях. Хранить память или освободиться от бремени прошлого? Карла Фридман не дает готовых ответов, своими книгами она заставляет задуматься.

По роману «Два чемодана воспоминаний» был снят фильм «Оставленный багаж», с успехом обошедший экраны всего мира и получивший приз Берлинского кинофестиваля.

Сидите тихо! (идиш) (Здесь и далее примеч. переводчика. )

«Послеполуденное жертвоприношение», женский молитвенник с переводом на идиш.

Картофельные оладьи, приготовляемые обычно на праздник Ханука.

Род сладкой запеканки.

«Трамвай „Желание“» — название пьесы Теннеси Уильямса. Трамвай с таким именем до сих пор существует в Сан-Франциско, где происходит действие пьесы (все трамваи там вместо номеров имеют имена).

«Жизнь в розовом цвете» — популярная песня из репертуара Эдит Пиаф.

Улица, составляющая одну из сторон треугольника, в который вписан парк, названа в честь знаменитого антверпенского бара Квинтен-Матсейслей, основанного в 1565 году.

Красиво (идиш).

О каббале и ее символике (нем.).

Мир, каким я его вижу (нем.).

Уютный, приятный (нем.).

Сверхлюди (нем.).

Неполноценные, неарийцы (нем.).

Жареные свиные колбаски (нем.).

Председатель окружного верховного суда ( нем .).

Кооперативный коллективный труд (нем.).

Если и неправда, то хорошо сказано (ига.).

Четырехгранный волчок для игры с детьми на Хануку.

Еще раз (идиш).

1500 бельгийских франков соответствуют примерно 35 евро.

Уничтожение, истребление (нем.).

Гетто, зд.: еврейский квартал ( нем. — идиш ).

Германия, саван мы ткем для тебя, и трижды, и трижды клянем мы тебя — и ночью, и днем — мы ткем! (Из стихотворения Г. Гейне «Силезские ткачи», перевод Г. Ратгауза.)