Ллойд Джонс - Мистер Пип

Старинная мореходная карта, похожая на сетку для покупок, только с линиями течений и с розой ветров.

Запах переспелых плодов.

Запах свежескошенной травы и смазочного масла для газонокосилки.

Блаженное молчание человека, который прожил семьдесят пять лет на одном острове и давно сказал все, что хотел.

Сотворение мира

Шаг первый. Потребуется много воды: и сверху, и снизу. Небесной водой наполнятся озера и реки. Затем добавить ночи и дня, поровну. Пока светло, солнце будет забирать воду назад, чтобы не иссякли небесные запасы.

Шаг второй. Из праха создать человека. В конце жизни он возвратится в прах. Опять же, чтобы не иссякли запасы.

Шаг третий. Самый ответственный. Взять ребро и создать женщину, чтобы человек не скучал, чтобы был он благочестив и накормлен. Добавить чайную ложку сахару для радости и горьких трав для слез. И того и другого будет немало, а все остальное приложится.

История памяти

Тоскую без островного смеха. Белые люди так не смеются. Они хихикают тишком, исподволь. Я учу твоего отца, как нужно смеяться, и он делает успехи. Только мало занимается.

Тоскую по теплому морю. Что ни день, мы, ребятишки, ныряли с причала. Но чтобы в воскресенье — никогда. Ты знаешь почему.

Тоскую без синевы, без крыланов, что появляются в сумерках.

Тоскую без глухого стука, с каким падает на землю кокос.

Разбитые сны

Соседская девочка бродила во сне. На удивление далеко могла уйти — и не просыпалась. Однажды села она в лодку и дошла на веслах до самого рифа, а после вернулась к себе домой и легла на тюфяк. А то еще шагала по берегу, будто в церковь опаздывала.

Как-то застукали мы ее у себя: сидит за столом, глаза закрыты, но всем своим видом показывает, что пить хочет. Собралась я ее растолкать, да мама не дала. «А вдруг она сон видит?..»

Сон, говорит мама, — дело потаенное. Так оно и есть. Сны — это истории, которые никто, кроме тебя самой, не услышит и не прочтет.

С их легкой руки сотворений мира за всю историю галактики было больше, чем звезд на небе.

Впрочем, девочка, что сидела у нас дома, наверное, видела во сне всего лишь прыжок в воду с причала — и это тоже неплохо.

Как найти свою душу

Если обманешь мать, возможно, ничего с тобой и не случится, разве что зальешься краской и вспотеешь. Но потом, около двух часов ночи, в этой дурацкой машине, почувствуешь свою лживость.

Это чувство ищет какой-то выход — и находит. Оно лежало в запаснике, у тебя глубоко внутри. Не спрашивай у докторов, где он находится. Они, как и твой отец, мало что в этом смыслят.

Ты должна знать о преисподней. У отца не спрашивай. Он в географии не силен. Преисподняя значит для него куда меньше, чем Лондон и Париж. В таких городах только живот набить, на горшок сходить да фотографий нащелкать — больше там делать нечего. Другое дело Небеса и Преисподняя: это города души! Там взрослеешь!

Твои шнурки

Твои шнурки сами по себе бесполезны. Чтобы стать шнурками, им нужны ботинки. Человек без Бога — не более чем кусок плоти. Дом без Бога — пустой дом: оглянуться не успеешь, как там поселится дьявол. Нужно иметь представление о границах.

Границы

Косички напоминают нам, что порой трудно определить, где кончается хорошее и начинается плохое.

Мистер Уоттс и Грейс условились свести воедино свои два мира, поместить их на стенах свободной комнаты и предоставить дочери самой выбрать тот, что придется ей по душе. Но ни один из них двоих не признавался другому, что хочет передать дочери кое-какие собственные принципы и убеждения, а их принципы и убеждения подчас противоречили друг другу. Я знала — и, пожалуй, все остальные тоже, — что мистер Уоттс не верит в Бога. Ему даже не требовалось заявлять об этом во всеуслышанье. Достаточно было на него посмотреть, когда моя мама приходила в школу побеседовать с нами о дьяволе. Застыв позади нее, мистер Уоттс набычивался, закрывал глаза и скрещивал руки на груди, как будто отгораживался и запирался на все замки от всего, что говорилось детям. Теперь, у костра, он без обиняков показал себя безбожником. Но сделал это с расстояния, из свободной комнаты. В случае опасности он бы мог сказать, что стал другим человеком. Что душа его спасена.

В голосе у Грейс звучал задорный юмор, который она умудрилась запечатлеть на стене. Мистер Уоттс беспокоился, что дочка, слушая игривый материнский голос, волей-неволей поверит в Бога. Кроме того, Грейс обладала даром убеждения, да к тому же неверие Сары было бы для нее равносильно предательству. Мистер Уоттс зашел в тупик. Что было делать? Его собственные списки больше напоминали конспекты лекций. В них не было живости. А раз не было живости, они не могли соперничать с завлекательными суждениями Грейс насчет души и дьявола.

Поздно ночью он прокрался в ту комнату и замазал белилами слово «дьявол», где только сумел найти. Теперь слово «дьявол» едва проглядывало светло-коричневыми буквами. Мистер Уоттс приободрился. Ненавистное слово обещало со временем выцвести. А через несколько дней он увидел, что Грейс наклеила на стену от пола до потолка изоляционную ленту, чтобы отделить свою родню от его любимых вымышленных персонажей.

При этих словах кое-кто из престарелых родственников Грейс тихонько захлопал. Другие одобрительно закивали.

Мы знали, особенно моя мама, кому желать победы в борьбе за свободную комнату. А когда среди слушателей раздались смешки, исход состязания был предрешен. Под «разбитыми снами» Грейс сделала такую приписку:

Когда у пса судороги — это верный признак. Пес лежит-лежит, а потом вскочит и давай озираться, будто его блоха в зад укусила. На самом деле он ищет, куда убежали его сны. Бывает, ляжет обратно, опустит морду на лапы и ждет, когда же они вернутся.

От таких забавных историй повстанцы начинали хохотать, и на их белых зубах вспыхивали отблески огня. А рассказчики тайком улыбались в темноте. Одной из рассказчиц была моя мать. Вообще говоря, многие настенные записи Грейс, воспроизведенные мистером Уоттсом, полностью совпадали с маминым видением мира и отчасти даже были знакомы нам, детям, по ее выступлениям в классе, рассчитанным на промывание наших мозгов.

На пятый вечер мистер Уоттс доверил белой стене мысль про Пипа и дьявола, уже знакомую нам по школьным обсуждениям. Опять же, о развитии этой мысли знали только мы, дети. А теперь мы услышали, что произошло, когда она выплеснулась на стены «свободной комнаты».

На тех же стенах мистер Уоттс стал подначивать Грейс, чтобы та описала дьявола. Когда он объявил об этом у костра, я шеей почувствовала мамино дыхание, хотя и стояла в стороне. Это был один из тех случаев, когда мистер Уоттс обращался непосредственно к моей матери. Он собирался вплести их старый спор в свой рассказ о битве за свободную комнату. И мама не зевала.