Лев Ленчик - Свадьба

Повисишь, повисишь бывало, вцепившись едва ли ни одними пальцами, пока под весом тела пальцы ни разожмутся — и спрыгиваешь на землю. Асфальта в то время во дворе еще не было, а был твердый грунт, кое-где усеянный небольшим (размером с детский кулачок) камнем, — вспоминаю это тоже с уверенностью, потому что упал я тогда, ударившись головой об один из таких торчащих из земли камней.

Но это случилось уже в финальной сцене.

Началось же все с того, что, желая повыступать перед Гришкой, я решил уцепиться за перекладину не обычным путем через подоконник, а прыжком с первой ступени лестницы.

Мне это легко удалось и, чувствуя, что Гришка пойман на удочку и завидует мне, пошел петухом на вторую ступеньку, намереваясь проделать то же самое, но с более далекого и потому более опасного расстояния. Постоял на второй ступеньке, помахал руками для более успешного прыжка, но прыгнуть не решился. Боязно. Тут-то он не выдержал и спустился ко мне с намерением показать свое бесстрашие на моем трусливом фоне.

Он спустился со своего балкона, подошел к моему парадному, стал на вторую ступеньку — взмах руками, ноги присогнуты, толчок — порядок, он висит на перекладине, лихо спрыгивает, потирая руки, мол, знай наших. Что делать? Не проигрывать же, тем более, что враги — не разговариваем. Приходится и мне идти на вторую ступеньку для повторной попытки.

Страшновато, но ничего, прыгаю — и тоже на сей раз успешно.

Стоим петухами друг перед другом, друг на друга не смотрим, делаем вид, что вообще не замечаем друг друга, хотя никого другого, перед кем можно бы блеснуть, вокруг нет.

И вдруг, не долго думая, я решаюсь прыгать с третьей ступеньки.

Пошел, постоял, принял предпрыжковую позу, помахал руками — не прыгнул, струсил. То же проделал и он — и тоже струсил. Снова стоим, снова молчим, но без всякой уже петушиности — трусить некрасиво. Встретились глазами, на миг задержались друг в друге — и я пошел на второй заход. Была не была, толчок — блеск! Вишу! Наша взяла!

Спрыгиваю, потираю руки, никакой радости на лице не показываю. Тоже мне, подвиг! Не подвиг — а плевое дело. Ему крыть нечем, никакого выхода у него нет, как только доказать, что и он горазд на это. Но вдруг смотрю — он сразу на четвертую ступеньку идет.

Побеждать — так побеждать.

Неужели прыгнет с четвертой? Тогда уж явно утрет мне нос. Физически он был сильнее меня. Ширококостный, с более крупной и цепкой ладонью. Ну что ж, посмотрим.

Однако смотреть долго не пришлось. Прыжок он сделал виртуозный. В момент касания перекладины одна рука у него сорвалась, он повис на одной всего руке, подтянулся на ней, как орангутанг, и вот — уже висит, наслаждается на полных двух руках. Какая блестящая победа!

У меня трясутся поджилки — с четвертой я не прыгну ни за что.

Что было дальше — догадаться нетрудно, поскольку я уже упоминал и про больницу, куда мать принесла мне первый майский помидор, и про торчащий из земли камень, на который я грохнулся прямо головой.

Судя по результату, оттолкнулся я достаточно сильно, и благодаря этому ноги полетели далеко вверх, в то время, как рукам не удалось так обхватить широкую перекладину, чтоб удержаться на ней и удержать инерцию полета. Взлетев ногами вверх, я тут же спикировал головой вниз. Удар о камень пришелся чуть ниже макушки с тыльной стороны головы. Позже врачи говорили, что если б чуточку рядом, в каких-то долях миллиметра, — все. Пришлось бы маме искать денег на нечто более дорогое, чем помидор.

Последнее, что помню после того, как растянулся на земле, было ощущение, что упал я на что-то пружинное, а также резкий истерический крик моей сестры, оказавшейся, очевидно, случайным свидетелем. Больше ничего не помню: потерял сознание.

Не считая родственников, в больницу ко мне приходил только Гришка. Так мы с ним не ладили, не дружили, не разговаривали.

К сожалению, националисты все же, видимо, владеют знанием какой-то тайны. Видимо, какие-то токи кровного однородства все-таки существуют. Во всяком случае, что-то наподобие этих токов сообщалось всегда между Гришей и мной, связывая нас даже в периоды самых долгих размолвок. Хотя, кто знает, может быть, этими токами называется подсознательная защитная реакция от мира, избравшего тебя на вечную роль козла отпущения, на роль вселенского, спонтанного (хочешь — не хочешь!) вредоносителя и прохиндея.

Вспоминая сейчас об этом эпизоде детства и неся в себе, как занозу, Мишкин упрек в том, что я возражаю против религиозного венчания единственно потому, что Керэн не иудейка, я думаю: может быть, он не совсем не прав. Может быть, к свадьбе сына с иудейской религиозной примесью я бы отнесся поспокойнее? И если это так, то исключительно потому, что евреи — в вечной обороне и не могут пока еще позволить себе роскошь внутренней распри. Другими словами, — и тут уже никаких сомнений, — не по своей охоте.

Не будь еврея… Не будь еврея, не будь еврея…

Не будь нас с Гришкой, мир был бы, как стеклышко, чист, и, как пташечка, счастлив.

Не будь Богрова, Мордка, — морды. Ах эта морда!..

Не будь жиденка-подонка Богрова — не был бы убит Столыпин.

Не был бы убит Столыпин — не была бы убита Россия.

Не была бы убита Россия — на ее убитом теле не расцвел бы махровым цветом Коммунизм.

Не расцвел бы махровым цветом Коммунизм — не возникло бы враждебного противостояния мировых сил.

Не возникло бы враждебного противостояния мировых сил — не поперли бы за атомной бомбой.

Не поперли бы за атомной бомбой — не нашли б ее, не изобрели б ее, не подвесили б ее над головой у всего человечества.

Евреи, евреи — кругом одни евреи. Какой умница Галич!

Даже Иисус Христос — и тот, зараза, туда же, агент всемирного еврейского заговора.

Первый агент — наиболее удачливый.

Богров — второй, но тоже что-то наподобие барона Мюнхгаузена, стрелял в одну утку, а уложил весь косяк. Стрелял в одного Столыпина, а уложил всю Россию и за ней по цепной траектории — все человечество.

Православные люди давно пронюхали еврейские молекулы в кровеносной системе Ленина. Католические люди те же молекулы обнаружили у Гитлера, отец которого был, согласно документам, незаконнорожденным отпрыском еврейского коммерсанта, согрешившего со своей домработницей. Так что, если говорить о великих злодеях нашего века, только Сталин пока разгуливает в не-явреях. Но можно надеяться, что такого безобразия терпеть долго не придется. Я недавно смотрел документальную ленту о нем и своими собственными глазами заметил нечто.

В одном из кадров его лицо мелькнуло в профиль. Я обомлел. Нос — чисто яврейский . Длинный, тонкий и книзу.

Спроста ли?

Спроста ли, его так редко снимали в профиль!