Альбер Коэн - Любовь властелина

Седьмой прием — изначальное презрение. Проявить его надо как можно раньше, но ни в коем случае не выражать вербально. Они очень внимательны к словесному выражению, особенно в самом начале. Презрение, проявляющееся в некоторых интонациях, в улыбках, они чуют сразу, оно им нравится, оно их сладко тревожит. Подсознание нашептывает им: он презирает потому, что привык, чтобы его любили, оттого он ни в грош не ставит женщин. То есть — образ хозяина, перед которым все они стелются. «А я, а я, я тоже хочу стелиться», кричит их подсознание. Собака, которую я завтра соблазню, будет ходить за мной всегда. Она будет так рада, что выходит со мной гулять, будет бежать впереди, но оглядываться на меня, дабы убедиться, что я на месте, что это сокровище, которым я являюсь, никуда не делось, и во весь опор помчится ко мне, вскочит на меня передними лапами и чудесно меня измажет. Какая женщина способна на это?

Восьмой прием — обходительность и комплименты. Если их подсознание любит презрение, их сознание, наоборот, жаждет обходительности. Этот прием особенно важен вначале. Потом уже без него можно обойтись. Но в процессе обольщения ее приводит в восторг, что лишь она пленяет того, кто презирает всех остальных, что лишь она — чаровница. К вышеуказанному презрению ты добавляешь обожание на словах, таким образом, что она говорит себе: вот единственный человек, который меня понимает. Ведь они жаждут, чтобы их понимали, не особенно задумываясь над тем, что же это на самом деле означает. Спроси ее, когда она будет уходить, о знаменитой фразе «муж ее не понимает». Попробуй выяснить, что же она имеет в виду под этим «не понимает меня», и ты сам удивишься, каким невнятным будет ответ.

Значит, вначале — усиленные комплименты. И не бойся перегнуть палку. Они всё подряд глотают. И лучшая наживка — тщеславие. Тщеславны? Да, но прежде всего неуверены в себе. Им так необходимо, чтобы их подбодрили. Потому что утром, в зеркале, они находят столько несовершенств: волосы тусклые и слишком сухие, предательская перхоть, слишком открытые поры, суставы какие-то ужасные, особенно последний, на мизинце, маленький калека-горбун с ничтожным ногтем. То есть ты понимаешь, какую службу сослужишь ей, сделав из нее богиню? Они совсем не уверены в себе. Отсюда — болезненная потребность в новых платьях, которые сделают их новыми, снова желанными. Ох, бедные их ногти, длинные и накрашенные, их идиотские выщипанные брови, их дурацкая покорность законам моды. Скажите им, что в этом году модны юбки с дырой ниже спины, и они побегут надевать дырявые юбки, открывающие их голые полусферы. Хвали все, даже бессмысленные кошмарные шляпки, которые они на себя напяливают, эти вечные нагромождения на голове. Комплименты им нужны как воздух, как новые платья, они сразу дышат полной грудью и расцветают. Короче, будь для нее источником веры в себя, и она не сможет без тебя больше обходиться, даже если тебе и не удалось соблазнить ее в первый же вечер. Она будет думать о тебе, просыпаясь по утрам, повторять про себя твои хвалы, завивая кудри, и это повышает ее способность к концентрации. В скобках замечу: не бойся время от времени быть скабрезным. Это снимет барьеры. Если однажды ей станет известно, что ты знаешь о ее секретном руне, что ты воображаешь себе это руно, белокурое, каштановое или темное, — ее защита нарушена.

Девятый прием, похожий на седьмой, — скрытая сексуальность. С первой же встречи она должна угадать в тебе самца, почуявшего самку. В том числе следует допускать насилие, почти незаметное, которому она не сможет противиться и которое ей не будет неприятно, коль скоро приличия соблюдены. Например, между двумя почтительными фразами невзначай назвать ее на «ты», как бы оговориться, и тут же извиниться за это. И прежде всего, нужно глядеть на нее прямо, с оттенком легкого презрения, ласки, желания, безразличия и жестокости: хорошая смесь и недорогая. В общем, мерзкий пронизывающий взгляд, взгляд захватчика, ироничный и спокойный, словно бы ты забавляешься, глядя на нее с некоторым неуважением и произнося при этом уважительные речи, взгляд, в котором прячется тайная фамильярность. Осанна, кричит тогда ее подсознание, он же настоящий Дон-Жуан! Он нисколько меня не уважает. Как у него это здорово получается! Аллилуйя, я так нежно смущена и не могу сопротивляться! Ты видишь, сколько противоречий. Сильный, но ранимый, презирающий, но осыпающий комплиментами, уважительный, но сексуальный. И каждый новый прием усиливает и оттачивает действие предыдущего, увеличивая тем самым его привлекательность.

И вот еще что, Натан. Не бойся внимательно рассматривать ее грудь. Если она не возражает, так и надо. Она угадает твое желание и не обидится. Оскорбляют только слова. Так что, пока вы будете говорить о посторонних вещах, безмолвно пропой ей песнь желания.

Да, в твоих глазах она прочитает ее. О, эти вездесущие груди, два пика женской гордости, высокие и изобильные, две удивительные незнакомки перед твоим пораженным взором, не скрываемые, но защищенные, дразняще открытые, слишком открытые — и все же никогда не открытые достаточно, ангельские выпуклости, два походных алтаря, воздвигнутые странному божеству, желанный урожай, два ошеломляющих чуда, две юные гордыни, одна глядит направо, другая налево, о, две твои мучительницы, о, плоды, протянутые милосердной сестрой, о, две сладостные тяжести, как близко они от тебя.

Вот что скажут ей твои глаза, Натан. О, пусть сжалится, пусть обнажит их, скажут ей твои глаза, пусть она обнажит их, раз уж показывает тебе, не показывая, и так плохо их прячет, нарочно плохо прячет. О, жестокая, зачем она вздыхает так глубоко, ведь они от этого вздымаются, цветущие, остроконечные, о, проклятая, о, любимая. О, пусть обнажит их, ведь тебе так хочется пожить, прежде чем умереть, пусть обнажит их, наконец, и предложит тебе, с их острыми кончиками, царственно явленными и освобожденными, чтобы ты наконец смог трогать их, мог познать их тяжесть и их благодать. О, пусть пощадит, пусть уберет эту ткань, лицемерную ткань, которая прикрывает их, но и обтягивает, прекрасно вооруженные и высокомерные, пусть хотя бы покажет их тебе, пусть как следует покажет их тебе, честно покажет их тебе, и достаточно уже этих тканей, которые приглашают, и запрещают, и сводят с ума. Хватит, заканчиваем притворяться. Эти деревья и это озеро, которое ты видишь, будут здесь по-прежнему, когда бледный прислужник смерти утащит тебя в сырое царство усопших. А значит, скорее сюда ее губы, скажут твои глаза, и скорей трогать ее всю, и ложиться на нее, и познавать ее, и жить в ней, и с упоением умирать, и умирать на ее губах.

Ты один в целом мире, Натан, подобных тебе нет, Натан, она предназначена тебе, благородная, озаренная солнцем молодости, о, ее плоский живот, даже немного впалый над пупком, могу поклясться. О, прекрасная, о, женщина, о, юная с упругим плоским животом, о, ее великолепные ноги, о, долгие и сладостные, о, ее женское могущество, о, ее крепкие ляжки, вырисовывающиеся под платьем, совершенно невыносимым, срываемым каждый раз, это и правда безумие, о, цветущие бедра, о, мучительные изгибы, о, внушительные чресла, нежное убежище, о, ее длинные изогнутые ресницы, о, ее грядущая томная капитуляция. Да, любимая, глаза твои скажут, да, я хочу тебя, и я весь — только это желание, я тянусь к тебе и к твоей тайне, скрывающейся под платьем, существующей под платьем.