Николас Дикнер - В поисках утраченного

Вопросы крутятся в голове Ноа: были ли оползни на Маргарите? Не смыло ли дом дона Эдуардо? Спаслись ли Арисна и Бернардо?

Он трясет головой. Ничто из произошедшего сегодня не может сравниться с невероятностью этого неожиданного наводнения. В конце концов, всего несколько часов назад они с Саймоном были в Каракасе, и ничто не предвещало подобной катастрофы. Почему-то Ноа начинает казаться, что он путешествует уже очень давно.

Саймон нетерпеливо дергает его за рукав.

— Что? — спрашивает Ноа.

— Только что объявили рейс на Монреаль.

Ноа приходит в себя и смотрит на монитор. Умный малыш прав. Их рейс отправляется через двадцать минут, стойка регистрации — С42 — в дальнем конце терминала. Отец с сыном хватают свои вещи и снова бегут.

МАГАЗИНЫ ЗАКРЫЛИСЬ НА НОЧЬ больше часа тому назад. Темно, идет снег. Из-за рождественской иллюминации Моцарт-стрит похожа на брошенную взлетную полосу. На углу Касгрейн лосось в витрине рыбной лавки Шанагана умудряется между порывами ветра упрямо плыть против течения воображаемой реки к месту обитания своих предков.

Укрывшись в телефонной будке, Ноа следит за клубами пара, вырывающимися из его рта. Сейчас едва ли ниже минус 5 градусов, но никогда в жизни ему не было так холодно, разве что на стоянке грузовиков в южной Альберте в рождественскую ночь 1979 года, когда сломался обогреватель в трейлере. Ноа прижимает ледяную пластмассовую трубку к левому уху. На другом конце провода лишь металлический лязг и потрескивание. Может, он набрал не тот номер? Через некоторое время сквозь помехи едва пробивается голос международного оператора.

— Здравствуйте-чем-я-могу-вам-помочь? — говорит она сначала по-французски, затем по-английски.

Ноа растерян. Акцент не похож ни на квебекский, ни на американский, ни на латиноамериканский — как будто голос принадлежит любому месту и ни одному из них одновременно, как будто говорит не человеческое существо, а сгусток ДНК, предназначенный для особой цели и введенный в телефонные провода. Существо без акцента, без национальности, без профсоюзных претензий.

— Я хотел бы сделать звонок с переводом оплаты на абонента в Венесуэлу, — сообщает Ноа после секундного колебания.

— Назовите номер.

Ноа называет региональный код Нуэва-Эспарты и номер резиденции Бургосов, беспокойно оглядывая окрестности телефонной будки. Никого и ничего, кроме летящего снега и мерцающего лосося в рыбной лавке Шанагана. На другом конце линии царит усердная тишина. Можно только вообразить движение пальцев по клавиатуре, если только у международных операторов есть пальцы, а следовательно, и тела.

— Простите. Связь прервана.

— Вы имеете в виду, личный номер?

— Нет, похоже, связь прервана со всем регионом. В Венесуэле плохие погодные условия. Вероятно, разрушена инфраструктура. Советую вам позвонить попозже.

Ноа благодарит и вешает трубку; осторожно приоткрывает дверь телефонной будки, поплотнее запахивает слишком тонкую куртку, поправляет слишком короткий шарф и машинально ругается по-испански:

— Caragio.

Что-то грохочет. Ноа поворачивает голову. Со стороны перекрестка приближается снегоочиститель. Он с ревом проползает мимо, останавливается, изрыгая соль и гравий, и трудолюбиво едет дальше. Ноа перепрыгивает через снежный гребень и идет по расчищенной дорожке.

Когда он возвращается в квартиру, Маэло смотрит новости по телевизору. На столе — бутылка мамахуаны и два стаканчика. Ноа стряхивает с куртки снег и вешает ее на крючок.

— Ну? — спрашивает Маэло, откупоривая бутылку.

Ноа падает на диван, шевелит пальцами ног, чтобы разогнать кровь.

— Никаких новостей. Связь прервана. Выйду позвонить попозже.

На экране Уго Чавес объявляет чрезвычайное положение в штатах Варгас, Миранда, Зулия, Фалкон, Яракуи, Нуэва-Эспарта и Карабобо и в федеральном округе Каракас. Это самое разрушительное наводнение в Южной Америке за последние десятилетия.

— Ты тревожишься о ней? — спрашивает Маэло, протягивая Ноа стаканчик с мамахуаной.

Ноа задумчиво нюхает содержимое стакана и пожимает плечами. На экране мелькают сюжеты. Грязевой поток, текущий по трущобам. Маленький красный автомобиль, вмятый в бетонную стену. Мужчина по пояс в коричневатой воде с ребенком на руках. Вертолеты, пожарные машины, машины скорой помощи.

— Нет, — наконец отвечает Ноа. — Нет причин для беспокойства. Потребовалось бы извержение вулкана, чтобы разрушить дом Бургосов. Он огромен, стены вот такой толщины. И он построен на самом высоком месте города около крепости Санта-Роса. Это самое безопасное место на острове Маргарита.

На телеэкране ад наводнения сменяет Генеральная Ассамблея ООН. Представители настаивают на разоружении Ирака, контрольных комиссиях, выполнении требований Соединенных Штатов.

Звонит телефон. Маэло тянется к нему, снимает трубку и, не приглушая телевизор, осторожно говорит:

— Алло? — Его лицо расплывается в улыбке облегчения. — Наконец-то! Я весь вечер жду твоего звонка… Да… Что? Четыре часа в аэропорту Ньюарка?

— Да, в Ньюарке был сумасшедший дом, — подтверждает Ноа.

Он вынимает пробку и щедро наливает себе мамахуану. На экране местный прогноз погоды: еще несколько дней обильных снегопадов и снега с дождем. Ноа берет пульт и переключает каналы. По всем каналам ничего, кроме оползней, беженцев и пасты, предотвращающей образование зубного камня.

— Да, — продолжает Маэло. — Они приходили в лавку. Задали мне кучу вопросов. Я сказал, что ничего не знаю… Не имею ни малейшего представления. Они все вынесли из квартиры. У них ушел на это почти весь день. Ты когда-нибудь прибиралась?.. Chistosa!.. [19] Остроумно (исп.). Эй, мне пора. У меня гости… Да… Прекрасно. Звони, как выдастся свободная минутка. И не позволяй бабушке Урсуле слишком усложнять твою жизнь!

Маэло вешает трубку и хватает свой стакан с мамахуаной.

— Сезон поспешных отъездов, — объясняет Маэло между двумя глотками. — Одной моей подруге срочно потребовался отпуск. Я послал ее позагорать к бабушке.

Ноа рассеянно кивает, одним глотком опустошает стакан и сладко зевает.

— Я иду спать. Я выдохся.

— Сладких снов.

Ноа нетвердой походкой бредет к спальне и тихонечко открывает дверь. Луч света скользит по комнате и освещает косяк мойвы, плывущий по стене. Ноа закрывает дверь, приглушает звук телевизора.

— Ноа? — шепчет в темноте тоненький голосок.

Ноа садится на край матраса и гладит лобик Саймона.

— Что?

— Расскажешь мне историю?

— Я уже рассказал одну. Теперь пора спать. Засыпай.

Крохотные волны катятся по простыням — это Саймон переползает на другой край матраса. Ноа раздевается; дрожа, натягивает сухие носки и ложится под одеяло с морскими звездами. Странно узнавать малейшие шишки в матрасе и находить это неудобство знакомым и успокаивающим.