Николас Дикнер - В поисках утраченного

Присев на корточки перед коробками, мужчина рассматривает книги, переворачивает их, откладывает в сторону, чтобы посмотреть, что лежит внизу. Я вижу, как он замирает, как будто нашел на дне коробки большого высохшего тарантула. Я быстро приближаюсь. Мужчина держит старую Трехголовую Книгу.

— Не обманывайтесь внешним видом — это уникум.

— Что вы сказали? — спрашивает он, словно очнувшись.

— Уникум. Книга — единственная на всем свете.

— Правда? Откуда вы знаете?

— Посмотрите повнимательнее. Она составлена из фрагментов трех книг. Первая треть из труда об охоте за сокровищами. Вторая — из исторического трактата о пиратах Карибского моря. Последняя треть — из биографии Александра Селкирка, [20] Высаженного на один из островов Тихого океана, как упомянуто выше и по его биографии. (Примеч. пер.) потерпевшего крушение на одном из островов Тихого океана.

— Значит, антология.

— Нет. Это фрагменты в буквальном смысле. Мусор. Обломки кораблекрушения. Переплетчик спас остатки трех книг и сшил их вместе. Это ручная работа, не массовое производство.

Мужчина вертит в руках книгу, как кубик Рубика.

— Очень странно. Не понимаю, зачем переплетчик это сделал.

— Трудно сказать. Может, страсть к загадкам… Послушайте, я отдам ее вам за пятьдесят центов, скидка для служащих.

Он не успевает ответить. Ребенок выбегает из третьего прохода с охапкой сокровищ. Мужчина кладет Трехголовую Книгу на прилавок, чтобы посмотреть выбранное малышом. Я ожидаю, что он резко сократит обильное собрание, но нет. Он с удовольствием читает заголовки и на каждый удовлетворенно кивает.

«Вымирание динозавров», «Эпоха ящеров», «Большой путеводитель по окаменелостям», «Гигантские птицеподобные юрского периода» и «Меловой период, как будто вы там были».

— Отлично. И ничего о колибри?

— Ничего о колибри, — отвечает ребенок, разводя руками.

— Очень жаль.

Мужчина придвигает мне книги, кладет поверх них две двадцатки и начинает застегивать куртку мальчика. Я суммирую покупки, тактично даю пятнадцатипроцентную скидку и заворачиваю книги в старый пластиковый пакет. Когда я протягиваю сдачу, мужчина загадочно улыбается:

— Ваш уникум. Ему кое-чего не хватает.

Я вопросительно поднимаю брови. Вместо ответа мужчина достает из бумажника дважды сложенный листок и осторожно кладет его на Трехголовую Книгу. Его дрожащий указательный палец на мгновение задерживается на бумаге. Затем все происходит очень быстро. Он забирает свой пакет, поправляет вязаную шапочку и подталкивает ребенка к двери, желая мне веселого Рождества.

— Feliz Navidad! [21] Счастливого Рождества! (исп.) — добавляет ребенок, размахивая варежками.

Перезвон дверного колокольчика. Порыв ледяного воздуха. Они сбежали, как два диверсанта, только что подложившие бомбу замедленного действия.

Заинтригованный, я разворачиваю листок. Это карта Кариб, прямоугольная, около двадцати сантиметров в длину, без даты, без пояснений. На обороте ничего. Однако похоже, что она весьма старая: ломкая, пожелтевшая, с крошечными следами грибка, с выцветшими чернилами и с таким архаичным названием, как Британский Гондурас вместо Белиза.

Один край — неровный, как будто лист вырвали из атласа.

Я подхожу к двери. Почему этот мужчина так быстро ретировался? Испугался, что какой-то его грязный секрет выплывет на свет божий? Я вспомнил его слова: «Ваш уникум. Ему кое-чего не хватает».

Я придвигаю карту к Трехголовой Книге, как последний кусочек головоломки. Мое предчувствие верно. Рваный край подходит идеально! Эта карта когда-то была вырвана из этой книги… Я стою, раскрыв рот, размышляя над скрытым смыслом странной загадки. Мое открытие не проливает на нее свет, скорее, наоборот.

Нет в мире совершенства.

Я улыбаюсь, пожимаю плечами и, вклеив карту Карибов на ее законное место, возвращаю Трехголовую Книгу в коробку распродажи.

Я хотел бы выразить свою признательность Бриджит Мэленфант и Франсин Ройер за своевременное знакомство с курсами повышения квалификации Совета искусств и литературы Квебека (CALQ), Вивиан Паради и Жозе Дюбо, безжалостно резензирующим мое заявление на грант, и команде Internationales Kunstlerhaus Villa Concordia, предоставившим мне великолепные условия для работы.

Многие читатели терпеливо работали над этой книгой в той или другой из многих черновых версий: Мартин Болье, Элоиза Дюхейм, Себастьен Харви, Салима Хатчинсон, Ричард Левеск, Моник Ришар, Антуан Тангуэй, Юго Трамбле, Бернар и Мари Райт-Лафламм, Вивиан Паради и Вирижини Ромпре. Их замечания позволили мне избежать множества камней преткновения.

Я благодарен Мануэлю Пиментелю и Россио Мотта за разъяснения jututo, Жоэлю Риду за воспоминания о его предке и Эстер Кэйотт за сверку некоторых частей этой истории с реальностью.

И наконец, я безмерно благодарен моей семье, моим друзьям и моей возлюбленной за их поддержку и изумительное терпение во время моих писательских марафонов.

Образное выражение.

Уапи Мустусис — название одной из канадских резерваций.

Не имеет значения (исп.).

Похвально! (исп.)

Это блюдо появилось в Канаде, в провинции Квебек, в то время, когда начали строить железные дороги. Строителями в основном были китайцы, и их кормили этим блюдом.

Ужин (исп.).

Фасоль (исп.).

Продолжай, давай! (разг. исп.)

Конечно! (разг. исп.)

Роман известной канадской писательницы Габриэллы Рой.

Правда? (исп.)

Афро-кубинская музыка.

Чоризо — сырокопченая колбаса.

Чилийский таблоид.

Слово аргентинского происхождения, которое само по себе не несет смысловой нагрузки; irse a carajo — переводится как «иди ко всем чертям».

Парень (исп.).

Наследственность (исп.).

Картушка — подвижная часть магнитного компаса, состоящая из поплавка и диска с градусными делениями. (Примеч. ред.)

Остроумно (исп.).

Высаженного на один из островов Тихого океана, как упомянуто выше и по его биографии. (Примеч. пер.)

Счастливого Рождества! (исп.)