Евгений Свинаренко - Учитель-психопат

Готов прошелся по классу, в руках он держал несколько бумажных листов.

— Соколова! Ты! Будешь читать. Будешь, я сказал… вот это возьми. Уши! Пастухов, не притворяйся, что не понял, бери… И Иванова… да, бери ты… как маленькая, ей Богу. Будем участвовать и обязательно победим. Трое читают, остальные «группа поддержки»: улюлюкать и аплодировать.

— А чьи это стихи? — глядя в листок, спросила Соколова.

Учитель проигнорировал.

— Читать с выражением. Без запинки. Без сучка и задоринки, то есть не так, как юморист Задорнов… И выучить наизусть. Выучить наизусть это значит… э-э-э… выучить наизусть. Выходите, называете автора, название и так с чувством, с толком, с расстановкой читаете.

— А кто автор? — не унималась Соколова.

Готов угрожающе посмотрел на нее.

— Чьи это стихи? — по инерции спросила девочка.

— Мои-и-и, — скорчив рожу, съехидничал Готов.

Послышались редкие, негромкие смешки. Учитель заметно нервничал:

— Совершенно не обязательно выступать с Пушкиным, Лермонтовым, Блоком. В условиях конкурса ничего об этом не сказано. А участники обязательно — не Агнию Барто, так Ахматову точно. Банально. Мы пойдем другим путем. Луч света в темном царстве. На дне, в конце-то концов.

Условия конкурса именно гласили: «чтение пушкинских стихов», но Готов знал, что не сформировавшееся мышление пятиклассников не будет противиться воле учителя, даже если узнает правду.

Листки со стихами пошли по классу. Кто-то хихикал, кто-то говорил, что «прикольно». Равнодушных и недовольных не оказалось. Готов горделиво расправил плечи.

За день до конкурса Готов велел троим чтецам после уроков заглянуть к нему в кабинет для «генеральной репетиции и напутственных слов». Соколова, Иванова и Пастухов робко постучались в дверь кабинета истории и, не дождавшись приглашения, вошли:

— Мы пришли.

Готов оторвался от чтения «СПИД-инфо»:

— Не слепой, вижу, присаживайтесь.

Школьники сели. Готов встал и прошелся вдоль доски:

— Сегодня вы должны лечь пораньше. Завтра перед выходом съесть шоколад, улучшает память. Бороться с волнением не стоит, просто расслабьтесь и сконцентрируйтесь на тексте. Побольше эмоций и жестикуляции: жюри это любит. Повторим. Соколова, ты первая.

Соколова прочла стихотворение Готова.

— Весьма, весьма, — задумчиво сказал учитель, — но только знаешь, не строй из себя затраханную девственницу. Тебе это не идет. Будь естественней, мол, эй вы, непорочным зачатием здесь и не пахнет. Поняла? Вижу, что не поняла. Ладно. Иванова, ты.

После прочтения пухловатое лицо Ивановой засияло в беспричинной радости.

— Не верю! — резко отметил учитель. Лицо Ивановой стало чуть грустнее. — Не верю ни единому слову! Почему так монотонно?! Ты не Иосиф Бродский. Ему можно, он гений, а ты бездарность, яйца выделанного не стоишь. Пень-колода. Выразительней… интонационней. И клешнями пошибче размахивай. Ты на сцене не про дядю Степу и не про краденое солнце читаешь, а шедевр, памятник русской литературы. Дома проработай, завтра повторим.

Выслушав, Иванова жалобно попросила Готова:

— Рудольф Вениаминович, можно я пойду? Мне очень надо.

— Куда?

— Мама должна прийти, а у нее ключей нет.

Готов перекосил лицо:

— Че ты мне мозг паришь, Иванова? Какой ключ? Какая мама?

— Она ключ потеряла…

— Да, что ты говоришь. Нынче на каждом шагу каждая вторая собака тебе ключ за десять рублей сделает. И мама твоя не переломится, если лишних пять минут у подъезда поторчит, не январь месяц. Лучше придумать ничего не могла?

— Правда, — давящим на жалость голосом сказала Иванова.

— Дуру включила и вчиняет. Так и сказала бы: Рудольф Вениаминович, отпустите меня, пожалуйста, меня у школы ждет мальчик и мне не терпится… жду не дождусь, когда он меня в подъезде зажмет. Позор, Иванова. Я в твои годы даже не знал, что у мальчиков и девочек половые органы различаются, а ты так ведешь себя. Не стыдно? Иди, что с тобой сделаешь? Завтра принеси фотографию, будем стенгазету обновлять.

Готов указал пальцем на стенгазету «Позор». Радостная Иванова выбежала, готовская демагогия пролетела мимо детских ушей.

— Уши, — обратился к ушастому Пастухову учитель. — Вот обиделся опять. Пошутил я. Что, шуток не понимаешь? Начинай.

Прочитав половину стихотворения, Пастухов засмеялся, Готов тоже:

— Андрей, я понимаю, что смешно, но надо же закончить, давай все сначала.

Второй раз школьник прочитал без запинки. Сильно жестикулировал и яростно взвизгивал после каждого четверостишия.

— Вот это я понимаю, — восхищенно вскрикнул Готов, — моя школа. Молодец, возьми с полки огурец, засранец.

Пастухов, довольный тем, что его похвалили, льстиво предложил:

— Я еще раз могу.

— Хорошо, я знаю, что можешь. Мыслишь логично. Молодцом я тебя назвал, а за молодцом, по всей видимости, следуют кренделя небесные? Вот только, паренек, на этот раз ты просчитался. Еще раз читать не будешь… а Соколова будет, заскучала, гляжу, красавица непрописанная. Давай, Соколова, жги.

В актовом зале было многолюдно. У сцены расставили столы для жюри. На столах стояли полторашки с минеральной водой и пластиковые стаканчики. Первые ряды заняли педагоги из всех трех школ города. Вокруг мэра сели представители ГорОНО, вальяжно разговаривали меж собой. Два старшеклассника устанавливали микрофон и суетились возле музыкального центра, который через усилитель подключили к колонкам. Остальное пространство актового зала заполнили дети, многие из которых были вынуждены прийти на мероприятие против воли, благодаря инициативе, проявленной блюстителями посещаемости — классными руководителями.

Готов взглядом отыскал сослуживцев, подошел и сел на свободное место, между информатиком Носенко и завучем Сафроновой.

Свистнул микрофон. Жюри в составе трех директоров школ, заместителя начальника ГорОНО и гендиректора местного молокозавода расселись по местам. Директора школ поспешно налили себе халявную минералку.

На сцену вышла очень худая молодая женщина. Готов ее не знал. Она объявила о начале конкурса, представила жюри. Гендиректор молокозавода оказался спонсором праздника поэзии.

Готов, смеясь, обратился к завучу:

— Во дает, дистрофанка. Неужели, Надежда Ивановна, для того, чтобы собрать в актовом зале народ и заставить детей читать Пушкина, нужен спонсор? Мне кажется, это перебор. Или этот гендиректор потратился на три бутылки, так что непременно должен сидеть в жюри. Знаток поэзии, мать его… эстет с раной…

— Призы, — отмахнулась Сафронова.

— А-а-а-а, — улыбаясь, протянул Готов.

Конферансье пригласила на сцену первого участника:

— На сцену приглашается Козлова Маша, школа номер один, пятый «Д» класс.