Федор Московцев - Таверна «Не уйдешь!»

Майкл сразу заказал себе клюквенный сок с лимоном. Официант принёс сок и тарелку, на которой было штук двадцать лимонных долек. Когда принесли спиртное, Артур предложил тост за здоровье, потом спохватился:

— Нет, отменяется, были бы все люди здоровы, мы бы с вами без работы остались.

— Тогда что, за болезнь? — спросил Ванвингарден.

После шутливых препираний выпили за удачу. Артур взял слово.

— Сегодня приходили чинуши из комитета по ценам — с проверкой. Они уверены, что администрация клиники нарушает федеральные законы. Кто-то написал жалобу — какой-нибудь полоумный пенсионер с обострённым чувством социальной справедливости. И мне предстоит это дело разгребать. Все думают, будто моя жизнь — это сплошной праздник: взятки, пьянки и женщины лёгкого поведения. Мне приписывают излишества, которые я себе не позволяю. На самом деле, всё достаточно скромно и не лишено неприятностей. К примеру, вот как начался сегодняшний день. Я проснулся в шесть тридцать и вышел в сад чтобы справить нужду… приятного аппетита… знаете, я предпочитаю делать это на природе, а не в домашнем туалете. Таки что вы думаете? Моё хозяйство искусали комары, пока я там сидел в кустах. Да, вы не поверите, не лицо, а именно причиндалы.

Шмудо каждые пять минут обновлял статус на Фэйсбуке, наткнувшись в сети на Джамала Хамиди, сказал:

— Этот чудак Джамал купил сверхлёгкий шоссейный велосипед за $3000… вчера я специально подошёл посмотреть и пощупать… всего 28 деталей… но откуда такая высокая стоимость? Он что, из платины?

Определившись, наконец, что будет есть, он заказал четыре огромных ножки краба, пару крабовых клешней, один крабовый коктейль и восемь унций филе, а также брокколи с сыром и гору салата-латука; — и, сделав заказ, тут отчитался в этом в своём Фэйсбуке.

Накачиваясь спиртным, Артур безудержно болтал, переходя от одной темы к другой, пока не остановился, сказав:

— Майкл, ну расскажи, наконец, про свою чокнутую пациентку!

— Да, уж… — покачал головой Ванвингарден, — эта пациентка довела себя до какого-то spider-исступления. Это же надо: вообразила, будто в её ухе завёлся паук.

Над их головами плыли блюда со стейками, бифштексами, салатами, резво лилось вино и виски. Шёл смутный говор. Майкл продолжал цедить свой клюквенный сок. Вместо традиционного в этом заведении огнедышащего хард-рока продолжала играть попса.

Среднего возраста мужчина, особенного вида энергичного пьяницы, приблизившись вплотную к их столу, стал бубнить: «Вы должны меня понять, вы же должны меня понять!» Его отогнали, и тогда он с выражением неподдельной тревоги в глазах подошёл к официантке и стал просить, чтобы ему разрешили вскарабкаться наверх по одной из деревянных колонн заведения, поддерживающих массивные поперечные балки: «…только до потолка и обратно, вы видите, девушка, я совершенно адекватен; только один раз, девушка, только раз». Плотный усатый хозяин вывел его из таверны, и предложил ему, уже на улице, попробовать влезть на фонарный столб.

Официант принёс еще один графин с клюквенным соком и новый стакан, но Майкл продолжал пить из прежнего, подливая туда сок и забрасывая очередную лимонную дольку. Повисла пауза, из-за соседних столиков стали слышны обрывки разговоров. Когда инцидент с пьяницей был исчерпан, на Майкла снова стали наседать.

— Давай рассказывай, хватит уже растравливать любопытство! — требовали со всех сторон.

Трезвого Майкла от его друзей разделяло уже приличное количество алкоголя. Он устало согласился, бросив в стакан очередную лимонную дольку и ковырнув стоящий перед ним салат из морковки, базилика и цукини. Из колонок доносились умильные поп-шлягеры 60-х, упакованные в деликатное обрамление из органа и размытых гитар. Однако, кроме ласки и дрёмы, в треках присутствовала и лёгкая тревожная нота, страховавшая музыку от излишней слащавости.

Майкл описывал клинический случай миссис Юргенс, время от времени бросая в стакан очередную лимонную дольку, Артур вставлял красочные комментарии, и по мере приближения к развязке и уменьшения содержимого бутылки виски подробности шумного разговора постепенно становились достоянием всех посетителей заведения даже против их воли. Участие в оживлённой беседе не мешало Артуру подчищать свою тарелку, тогда как Ванвингарден, с энтузиазмом расправившись с фрикадельками, не прикоснулся к картофелю и клюкве, из которых состоял гарнир, а Майкл счел свой рассказ удобным поводом, дабы вообще ничего не есть — так как хотел появиться на семейном ужине максимально голодным и не расстроить Адель тем, что не ест приготовленные ею блюда.

— Да уж, чего только не бывает! — поперхнувшись смехом, сказал Ванвингарден. — История что надо, поинтереснее, чем статистика всё учащающихся преступлений на сексуальной почве и офисных несправедливостей. Про это надо снять кино. Определённо надо снять.

Услышав про «статистику всё учащающихся преступлений на сексуальной почве», Артур заметил:

— Но как бы нет концовки. Сюжет закручен, соглашусь, но нужен некий завершающий аккорд.

Ванвингарден махнул рукой:

— И так сойдёт, народ проглотит. И знаете, что я скажу: все эти записи, фильмы, документирование, всему этому лет сто, не больше. Это, можно сказать, совсем недавно началось. Бетховен и все эти засранцы, они ведь даже не могли послушать, что они там написали. Вы знаете, как было сложно найти какого-нибудь ублюдка с исправной скрипкой? А его музыка живёт веками. Техника уже дошла до того, чтобы сохранить всё это на века.

Шмудо с несколько скучающим видом передвигал по столу салфетку, время от времени обновляя статус на Фэйсбуке, докладывая виртуальным друзьям о том, чем сейчас занят.

Ванвингардена разобрало, он шумно вещал, обращаясь сразу ко всем, и ни к кому конкретно, перескакивая с одной мысли на другую:

— Да ладно, всё это пыль… да… по-настоящему — это всё пыль, всё это недолговечно. Что бы ты ни делал, кончится тем, что будешь пускать слюни и ходить под себя и даже не будешь помнить, что ты что-то сделал. Я недавно был у Макдорманда, нашего бывшего директора, это полный абзац. Он достал из аквариума макет нашего медцентра, уменьшенную копию, которую ему подарили, провожая на пенсию, и говорит: «Я не знаю, что я собирался с этой штукой делать, но я знаю, что это как-то связано со мной». Он даже не помнил, что был директором клиники, а он возглавлял Седарс-Синай 15 лет! Не важно, что ты сделаешь — всё это обессмыслится. Но если тебе правда по-настоящему повезёт, если ты действительно сделал что-то исключительное, может, ты продержишься чуть дольше. Но я бы не хотел оказаться на месте Макдорманда. Уж лучше сразу… А твоя пациентка, Майкл, держит фирму и поднимает сына, это уже великое дело. Она помнит, что у неё предприятие и отпрыск, о котором следует позаботиться, — последнюю фразу Ванвингарден произнёс таким тоном, будто бы обращался напрямую к миссис Юргенс.