Метин Ардити - История одного предательства, одной страсти и трех смертей

— Вы удивительно хорошо плаваете! — добавила девушка.

Она соскользнула в воду, резко оттолкнулась ногами от стенки бассейна и начала новый заплыв.

Понедельник, двенадцатое мая 1975 года

Они плавали долго, раз за разом покоряя пространство бассейна. Потом одновременно, не говоря ни слова, вылезли из воды и уселись на травертиновых ступеньках.

С минуту обе молчали, не глядя друг на друга и почему-то смущенно улыбаясь.

— Я вас, наверное, обидела? — прервав затянувшуюся паузу, спросила девушка.

Павлина медленно подняла на нее глаза и удивилась: до чего же она все-таки молода!

— Почему вы так думаете?

Антонелла продолжала улыбаться все с тем же немного виноватым видом.

— Я вас спросила, не занимались ли вы плаванием в молодости. А вы совсем не старая. Извините за бестактность.

Павлину била дрожь.

— Я гораздо старше вас. Это естественно.

— Мне семнадцать лет. Честно говоря, — Антонелла вдруг повеселела, — мне только что исполнилось семнадцать. Ровно две недели назад. Двадцать восьмого апреля.

— У меня есть дочь, она тоже родилась, как и вы, двадцать восьмого апреля… и в том же году.

— Как ее зовут? — спросила Антонелла.

Павлина долго колебалась, прежде чем ответить:

— Андриана. Но дело в том… — Тут она запнулась и нервно дернула плечом.

— В чем? — спросила Антонелла с любопытством.

Павлина поймала взгляд девушки: та, не отрываясь, напряженно смотрела на нее.

— Мою дочь удочерили в Греции. Не знаю, кто и где. Я зову ее Андрианой, но не знаю ее теперешнего имени.

Антонелла взглянула на Павлину с нескрываемым интересом, помолчала, потом прошептала:

— Вот оно что…

— Вы что-то сказали?

Антонелла с задумчивым видом покачала головой:

— Меня тоже воспитала женщина, которая не является моей матерью.

— Вы уверены?

— Уверена ли я? — удивилась девушка.

«У нее мои глаза, моя грудь, мои волосы, моя кожа», — подумала Павлина.

Антонелла с нерешительным видом задала очередной вопрос:

— Вы часто думаете о своей дочери?

Павлина кивнула.

— Вы ее ищете?

Павлина ответила многозначительным взглядом и промолчала.

— Может быть, вы когда-нибудь найдете ее! Кто знает?

— Может быть…

— Ведь правда, кто знает?

— А вы? — спросила Павлина.

Сердце у нее бешено забилось, и она облегченно вздохнула, когда в плавательном зале раздался громкий мужской голос: тренер звал девушку с другого конца бассейна:

— Антонелла! Продолжаем!

— Мне надо идти…

— Конечно, идите скорей.

Они столкнулись чуть позже в душевой. «У нее темные соски», — подумала Павлина, разглядывая обнаженную девушку. И это тоже показалось само собой разумеющимся, как и дата рождения, манера плавать, кожа, грудь и глаза Антонеллы. Она не осмелилась тревожить ее дальнейшими вопросами. Зачем, если и так все совпадает? Волна счастья захлестнула Павлину.

Они увиделись еще раз у выхода из спорткомплекса. Павлина узнала госпожу Перрен, которая приехала встречать Антонеллу на машине. Разминуться было просто невозможно.

— Мама, это та дама из Греции, о которой я тебе говорила, — воскликнула девушка.

Мама Антонеллы, как показалось Павлине, недовольно поморщилась, однако с любопытством посмотрела на нее и протянула руку.

— Мы виделись с вами в «Отле», не правда ли? — спросила она, не дожидаясь ответа, велела дочери садиться и захлопнула дверцу автомобиля.

— До свидания, сударыня, — сказала Антонелла.

— До свидания, — кивнула Павлина.

На обратном пути Павлина специально углубилась в квартал Жонксьон, в лабиринт пересекавших его в разных направлениях маленьких улочек, словно они могли обеспечить более надежную защиту ее счастья. Она перебралась по маленькому мосту через реку и двинулась дальше по улице Сант-Клотильд, потом по улице де Бэн до улицы Сан-Жорж. Специально шла — насколько это возможно — медленно. Когда она подходила к площади Цирка, было уже семь часов.

Павлина заскочила к подругам, чтобы поцеловать Шриссулу и Мирто.

— Что происходит? У тебя такой ошарашенный и счастливый вид, — воскликнула, едва завидев ее, Шриссула.

— Я завтра тебе расскажу. Не обижаешься?

— Хочешь, сегодня к тебе приду?

Павлина покачала головой. Шриссула улыбнулась, протянула руки навстречу, заключая в объятия, и Павлина мимолетно прижалась к ней.

Она долго не могла заснуть, чувствуя, что находится на пороге какого-то важного, очень важного открытия. Но какого? Так и проворочавшись всю ночь с боку на бок, она забылась сном только под утро, измученная, обессиленная, но бесконечно счастливая.

Пробудилась она неожиданно, часов в семь утра, в поту, с бьющимся сердцем. Конечно, как она сразу не догадалась! Семья, удочерившая Антонеллу, была из Швейцарии! Связь со Спетсесом — Дом швейцарцев! Вчера от волнения Павлина никак не могла связать концы с концами. Теперь все встало на свои места: Антонелла — это Андриана!

Вторник, тринадцатое мая 1975 года

Отцу Космасу с трудом удалось найти телефон ателье Павлины. После долгих мытарств он узнал его в консульстве.

— Твоя тетя и твоя мать умерли, Павлина, — сообщил он скорбным тоном. — Они покинули этот мир одна за другой с разницей в несколько часов. Царствие им Небесное!

Павлина замерла у телефона, уставившись в стену пустым взглядом.

— Я не понимаю, о чем это вы…

— Твоя тетя Фотини испустила дух вчера в три часа пополудни. Твоя мать обмыла ее, одела, а потом до самого утра бдела над ней. Около пяти часов зашла игуменья и отправила твою мать спать. И та больше не проснулась. Tin sin borese о Theos.

— Да простит Господь ее прегрешения, — повторила Павлина.

Отец Космас добавил:

— Я обнимаю и благословляю тебя, дитя мое.

Павлина не видела их шестнадцать лет, с тех пор как покинула остров. Обе провожали ее до «Нереиды». Когда на пристани мать вдруг перестала плакать, Павлина подумала, что стыд в ее душе пересилил скорбь, что мать боится вопросов, которыми ее могут закидать соседи. Ведь ей придется отбиваться от них: «Да, Павлина в Афинах, лежит в психиатрической больнице… Да, с нервами… Смерть Ариса ее выбила из колеи… Да, клиника находится в Дафни… Конечно, это большое несчастье… Ну а что делать?»

Павлина вдруг удивилась:

— Так, значит, они умерли одновременно, как отец и дядя?

— Действительно, я об этом и не подумал, — заметил священник — Как странно… — Помолчав, он добавил: — Похороны будут завтра в четыре часа дня. Приезжай, даже если опоздаешь. Мне нужно с тобой поговорить. Это очень важно.

— Важно?

— Для тебя и для меня, Павлина.

— Я приеду.

Когда мать целовала ее в детстве, когда она была маленькой, то делала это через силу, как бы вынужденно. Всегда была скупа на ласку, вечно сдерживала порывы чувств, словно запретила себе быть ласковой с дочерью.