Дуглас Кеннеди - Испытание правдой

Меня провели в комнату для совещаний, где я нос к носу столкнулась с Ритой. В отличие от Бена, ее было слишком много, но двигалась она на удивление легко. Ее голос звучал, как гудок парохода в тумане; голова казалась огромной, усиленная объемной копной крепких черных завитков. Рукопожатием она напоминала костоправа, а взглядом — строгого судью.

— Знаешь, что я подумала, когда прочитала книгу этого говнюка? — сказала она, жестом указывая на один из стульев, расставленных вокруг длинного стола. — Нет ничего хуже, чем возродившийся в вере христианин, играющий скелетами в шкафах других людей.

Принесли кофе, и, сделав три глотка, Рита сказала:

— Ладно, начнем работать.

В течение следующих двух часов меня подвергли истязанию, после которого я чувствовала себя просто выпоротой. Рита, в роли обвинителя, и Бен, встревающий с дополнительными вопросами, сообща пытали меня, прощупывали, провоцировали и заманивали в ловушки. Поначалу эта словесная атака здорово нервировала. Настолько, что я даже поверила, будто они на стороне Джадсона. Разумеется, на то и был расчет. Издеваясь надо мной, постоянно сбивая с толку, разбивая в пух и прах все мои доводы и объяснения, они одновременно закаляли меня, готовили к худшему из того, что можно было ожидать от Хосе Джулиа и Джадсона. От этого агрессивного перекрестного допроса у меня голова шла кругом. После полуторачасовой инквизиции Рита сделала короткую паузу и спросила:

— Ну как, весело?

— Вы напугали меня до смерти, — сказала я.

— Так и задумано. Лучше сегодня обделаться, чтобы завтра тебя уже ничто не проняло.

— Ты думаешь, он действительно будет забрасывать меня такими вопросами?

— Ты шутишь? — удивилась Рита. — Хосе Джулиа — признанный король подставы. Есть всего две причины, почему он хочет видеть тебя в своей программе. Первая: твоя пропавшая дочь и вероятность того, что она стала жертвой своего женатого любовника-доктора; и вторая: устроить между тобой и твоим бывшим любовником соревнование по обливанию грязью, чтобы вы сцепились, выясняя, кто и что делал. Если у него это не получится, он, возможно, задаст тебе вопрос, занималась ли ты с этим парнем оральным сексом. Во всяком случае, постарается намекнуть…

— Великолепно, — тихо произнесла я.

— И перестань меня бояться, — сказала Рита, — ты неплохо справляешься с задачей, если учесть, сколько говна мы на тебя вылили. Запомни одно: твоя минута славы будет длиться всего десять минут, и, если ты не собьешься, этого времени тебе вполне хватит, чтобы представить свою версию событий.

— Ну что, пройдемся еще разок?

Мы повторили импровизированное интервью, оттачивая мои ответы, отрабатывая контрудары и отбивая заковыристые вопросы, и Бен теперь сосредоточился на моих жестах, осанке и дурной привычке (как он заметил) закусывать губу в минуты волнения.

— Ни при каких обстоятельствах ты не должна этого делать во время интервью, — сказал он. — Иначе ты будешь выглядеть напряженной, и все подумают, что тебе все-таки есть что скрывать. Всегда смотри Джадсону только в глаза. Не отводи взгляд — никогда. А с Хосе держись предельно вежливо и расслабленно, даже когда он начнет загонять тебя в угол А он непременно начнет. Ему за это платят.

В половине седьмого Рита посмотрела на часы и сказала:

— Время летит незаметно, когда веселье в разгаре. Нам пора сворачиваться, иначе Ее Королевское Высочество съест меня живьем за то, что я тебя задержала и вовремя не доставила к ней. Ее Королевское Высочество требует от своих подданных, чтобы ее гости прибывали в назначенное время.

— Мы продолжим завтра в десять утра, — сказал Бен. — И до начала записи в пять успеем провести еще пару репетиций. Мне зайти за тобой в отель, скажем, без четверти десять?

— Думаю, я сама доберусь, — улыбнулась я.

— Послушай, она же из Мэна, — сказала Рита, — у нее наверняка в багаже припасен компас…

В такси Рита сказала:

— Ее Королевское Высочество говорила мне, что ты ее давняя подруга.

— Нашей дружбе тридцать шесть лет.

— Впечатляет, черт возьми. Что ж, она на редкость преданная подруга.

— Даже притом что Королевское Высочество?

— О, она в курсе, что мы ее так называем. Даже поощряет это.

— Не сомневаюсь.

— Удивительно, насколько жесткая Марджи в работе, настолько же мягкая в жизни… впрочем, ты и сама это знаешь.

— Еще как. Могу я задать тебе прямой вопрос?

— О ее здоровье?

— Угадала.

Я видела, что она колеблется, так же, как и я, от волнения кусая губу.

— Она взяла с нас твердое слово, что мы ничего не скажем…

— Она уже не может выходить из дому, да?

Она кивнула.

— Насколько все плохо? — спросила я.

— Плохо.

— Насколько?

Она отвернулась и уставилась в окно.

— Я действительно не могу…

— Она моя лучшая подруга, и я обещаю, что ничего ей не скажу.

— Поверь мне, она ведет себя так, будто ничего не происходит, но она знает…

— Знает что?

— Полгода максимум.

Я закрыла глаза и долго молчала. Потом спросила:

— Она сама тебе это сказала?

Рита кивнула:

— Она доверила мне свой секрет. По правде говоря, все и так знают, потому что, когда она несколько раз приходила в офис, было очевидно, насколько тяжело она больна. И к тому же мы постоянно мотаемся к ней домой с папками и бумагами, она ведь категорически отказывается бросать работу.

— Это все, что у нее есть.

— Когда ты увидишь ее сегодня, то испугаешься. Но постарайся не показывать этого. Она не хочет открыто признавать то, что происходит, хотя ты, конечно, заметишь, что она ужасно напугана. А кто бы не испугался? Я бы на ее месте вообще не смогла так держаться.

Ты не можешь этого знать, хотелось мне сказать. Потому что никто из нас не знает, как поведет себя в ситуации, когда узнает, что уже через полгода-год его не станет.

Когда мы подъехали к дому Марджи на Семьдесят второй улице, Рита сжала мою руку и сказала:

— Завтра ты отлично со всем справишься, поверь мне.

— Не будь так уверена в этом.

Поднимаясь на лифте, я мысленно твердила себе: будь естественна… делай вид, что все нормально… не вздрагивай.

У порога ее квартиры я остановилась, сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, и нажала кнопку звонка. Из квартиры донеслось:

— Открыто.

Ее голос звучал довольно уверенно — я услышала прежнюю Марджи, — и это придало мне сил. Но, как только я открыла дверь, шок едва не сбил меня с ног.

Моя подруга сидела на диване в прихожей — маленькая, высохшая женщина, слегка сгорбленная, с впалыми щеками, почти лысая. Ее глаза и кожа приобрели желтоватый оттенок. Канистра с кислородом стояла возле передвижной капельницы. К ней был подвешен мешок с медицинской жидкостью, который трубкой был соединен с веной на ее руке.