Татьяна Соломатина - Роддом. Сериал. Кадры 1–13

— Лошарика у меня не было. Был Пиф. Деревянный. Пиф — это такой пёс. Он был раскрашен коричневым и жёлтым. У него были глаза бусинки и морда торчком…

— Да что я, Пифа, что ли, не знаю?! Рассказывает она! У меня тоже такой Пиф был. Но Лошарика я любила больше.

— А я любила Пифа. У него в деревяшках были просверлены сквозные такие эти… каналы, чёрт. Сулькусы, да. И через эти сулькусы… То есть по ним, через форамены — были продёрнуты связки… Блин! Не связки, а резиночки. И ступни и руки… то есть лапы… были этими резиночками прикреплены. И одна из них совсем истрепалась, потому что я любила дёргать Пифа за лапы… За резиночки. Ну и нога потерялась. Я тоже так плакала. Но очень любила Пифа, и он даже спал со мной. …А волковский белобрысый сынишка таки очень талантливый. Я видела сшитое им тряпьё. Реально гений.

— Танька! — заливисто захохотала Маргарита Андреевна. — Если бы нас сейчас кто-то слышал… Две взрослые бабы. Вполне себе такие не последние люди на свете. И что? Лошарики с Пифами.

— Я вас слышу! — К ним подошёл Панин.

Обе женщины сделали очень серьёзные лица, всем своим видом давая понять, что ему тут не рады.

— Хорош уже курить! Какой вы пример всем показываете?! Я недавно отловил двух беременных дур, куривших на пятом этаже. У хранилища кислородных баллонов!

— Мы не курим на пятом этаже! — вызверилась Маргарита Андреевна. — И «беременных дур», как вы изволили выразиться, Семён Ильич, этому не учим! И будьте осторожны, Семён Ильич. Вдруг тут где-то крадётся беременная, а? Вот услышит, что начмед такого прекрасного родильного дома господин Панин обзывает беременных дурами, — всё, приплыли. Тут же настрочит в Сети… Как про «испанского мужа».

— Марго, хорош уже! У меня и так жизнь не сахар!

— Да, бедный несчастный Сеня! — весьма похоже пародируя законную жену Варвару, поиздевалась Маргарита Андреевна. Когда никто не слышит — можно. Они все двадцать лет вместе. В разных ситуациях были. Это там, наверху, они начмед Панин и старшая акушерка Шрамко. А здесь, в подвале, они Марго и…

— Сёма! Не называй меня так, Маргоша, у меня челюсти от Сени сводит.

— Что-то долго тебе челюсти сводит. Скоро уже серебряный юбилей сведённых намертво челюстей!

Панин махнул рукой. Если Маргарита Андреевна попала на язвительно-ехидную волну, то… Это круче тихоокеанского прибоя в сезон серфинга.

— А ты что молчишь? — обратился он к Татьяне Георгиевне.

— А что мне говорить?

— Ты расскажи ей, расскажи! — кивнул он на Маргариту. — Расскажи, как я у нас стал таким интернет-грамотным!

— Ей-то какая беда?!

— Немедленно рассказывай! — Марго тут же забыла про то, что надо кошмарить Сёму. Любопытство пересилило.

— Ну, раз Семён Ильич настаивает… Заехал он ко мне в гости. И после положенных пробежек по коридору с закрытыми глазами и получения прочих плотских удовольствий я показала нашему глубокоуважаемому доктору наук, нашему прекрасному начмеду и моему бессменному любовнику Семёну Ильичу Панину, что про нас в Сети пописывают. Передо мной стояла — стоит! — задача выхерить Михаила Вениаминовича из моего отделения. Панин почитал, посмеялся, стал набирать фамилии врачей в поисковике — увлёкся, как дитя, короче. Я пошла мыться. Мне и в голову не могло прийти, что такой вот наш прекрасных качеств матёрый человечище Семён Ильич будет копаться в моей личной почте, пока я в ванной отмокаю от его соков.

— И? — У подруги горели глаза. Вот ведь… Бабьё всегда бабьё. А любопытное бабьё — в сто раз хуже. Даже если это «бабьё» — ваша надёжная проверенная подруга!

— Марго, эта пизда зарегистрировалась на сайте знакомств! — не выдержал Панин.

— Слава богу! — Маргарита Андреевна даже перекрестилась. И тут же накинулась на Семёна Ильича: — И что? Ты что, хотел, чтобы она до гроба тебе безотказной подстилкой была?!

— Ты бы почитала, что ей пишут!

— Сёма, это просто смешно! — возмутилась Татьяна Георгиевна.

Загремел лифт, и послышались шаги.

— Тсс! — прошипела Марго. — Сейчас нас тут поймают!

Шаги стихли.

— Святогорский в главный корпус почесал, — резюмировала Марго.

— Ты что, его по шагам узнаёшь? — удивился Сёма.

— Не только его. Я всех здесь, в этом родильном доме, по шагам узнаю. По шагам, по запахам, по звукам. Я в этом роддоме всё и всех и всё про всех знаю! И работу свою делаю как положено. И акушерскую и административную, Семён Ильич!.. Ну, разумеется, в свободное от воровства прокладок, кофе и одноразовых стаканчиков время!

— Ну всё, блин! Влип на всю оставшуюся жизнь!.. Ты бы меня пожалела, если бы увидела, что ей там пишут! — гневно ткнул он пальцем в Татьяну Георгиевну.

— Что хотят её мокрую киску? Нормально. Не тебе же одному…

— Да хер с ней, с киской… Это ещё цветочки! Мало того, она переписывается с интерном! Марго, она переписывается с интерном! Заведующая отделением, взрослая женщина переписывается с этим сопляком, как его там…

— Александром Вячеславовичем? Ай да Танька, ай да молодец! — похвалила акушерка подругу. — Могла бы и мне, сука, сказать! Я тут его, понимаешь, ей сватаю, а она с ним уже переписывается в полный рост!

— Я рада, что вы оба так беспокоитесь о моей личной жизни, — холодно произнесла Татьяна Георгиевна. — В общем-то, Маргоша, вся история. Он покопался в моей почте, осатанел и унёсся домой. Выискал какую-то цидульку, где меня не то хвалят, не то паскудят, ну и устроил из пятиминутки этот цирк. Клоун!

Снова зашумел лифт.

— Татьяна Георгиевна! — негромко выкрикнула санитарка. — Татьяна Георгиевна, вы здесь? Татьяна Георгиевна, если вы здесь, то вас Маковенко ищет уже минут двадцать. И ещё вас в приёмном ждут, только спросили.

— Борисовна, не уезжай! — отозвалась заведующая. И, показав язык примолкшим своим собеседникам, унеслась в сторону лифта.

— Гадина! Дрянь! Всю жизнь мне испортила! — пожаловался Семён Ильич Маргарите Андреевне, когда лифт отчалил наверх.

— Это ты, Сёма, гадина. Это ты, Сёма, дрянь. Развёлся бы и женился давно на Таньке.

— А она хочет? Ты же знаешь, за кем она замужем. За покойником. С портретом в коридоре она живёт в законном браке. Все остальные так, случайные ёбари… Включая меня. — Семён Ильич вздохнул. — Ладно!.. Маргоша, посидим сегодня у вас в изоляторе по-тихому?

— Тыц-пиздыц, по-русски здрасьте! Кто бы сомневался! Каждый раз одно и то же! Ты же сам первый громче всех орёшь, чтобы никаких празднований.

— Мы по-тихому. По очень, очень, очень тихому. Узким кругом.

— Я согласую со своей заведующей, господин начмед! — Маргарита Андреевна улыбнулась и нежно погладила Сёму по всё ещё жёстким, хотя уже и слегка седеющим волосам. — Бедные вы оба… Но гадина и дрянь всё равно ты, Семён Ильич. — Марго поцеловала его в щёку. — Я пошла.