Татьяна Соломатина - Роддом. Сериал. Кадры 1–13

— Я поняла, Юрий Владимирович! — улыбнулась ему в ответ заведующая.

— Обижаете, господин Матвеев! — несколько запоздало возмутилась до того говорившая одновременно с несколькими мужиками Марго. — Я хоть когда-то хоть что-то путала?!

— О нет, Маргарита Андреевна, о нет! У вас всё как в аптеке. Истинная правда. Вы — прирождённая старшая и даже главная акушерка! Так что за свой подарок я спокоен. Я так, чтобы разговор начать. Извините за опоздание, пластика была. Тяжёлая. Классная пластика! Вы, товарищ интерн, многое потеряли… Хотя, будь я на вашем месте, тоже бы ни за что не променял прекрасные ножки и плечи Татьяны Георгиевны на какую-то классную тяжёлую пластику!

Александр Вячеславович вёл себя вполне достойно. Он не злился, не сердился, в меру иронично-тонко улыбался. Но тем не менее ни ноги от Татьяны Георгиевны не отодвинул, ни руки со спинки её стула не снял. И вместо ответа лишь язвительно-почтительно кивнул Юрию Владимировичу.

— Ну что ж, товарищ интерн, я смотрю, возможно, из вас и выйдет вполне приличный господин. Удар держите не по-детски!

— Юрка, садись уже бога ради! — прикрикнул на него Панин.

— Я возле вас, Семён Ильич, возле вас, если позволите… Я понимаю, что я не так хорош, как…

— А вот и ваш подарок, Юрий Владимирович! — помахала Марго красивой коробкой, раскрыла открытку и зачитала:

И под аплодисменты Маргарита Андреевна вручила Матвееву открытку и коробку. Он, расцеловавшись с нею троекратно и раскрасневшись от удовольствия, всё равно остался верен себе на все сто:

— Спасибо, спасибо, Маргоша! Ты ужасно плохой рифмоплёт, этого у тебя не отнять! Я бы даже сказал, что ты хуёвый рифмоплёт, но, во-первых, мы в обществе интеллигентных людей, а во-вторых, как принёс мне на хвосте Святогорский, это самое слово из трёх букв и вовсе не на мэ или дэ вызывает у тебя в последнее время неконтролируемые приступы хохота. Это пройдёт, Маргоша, это пройдёт. К сожалению, как бы мы все ни хотели, ты никогда не перестанешь кропать нам на праздники свои херовые стишата, но любим мы тебя не за это! — И он ещё раз крепко обнял Маргариту Андреевну. — Я надеюсь, там не ядовитая змея? — Он помахал увесистой коробкой.

— О нет! Там…

Но доцент уже сам оборвал обёртку.

— О боже! Спасибо!!! Я-то сам всё жадничал! — Юрий Владимирович был страшно доволен. И даже на мгновение стал человеком, а не доцентом Матвеевым. — Спасибо, Таня. Огромное спасибо! — И он чуть не поцеловал раритетное, ещё дореволюционное издание Достоевского. — Как я люблю красивые ненужные вещи, Татьяна Георгиевна. Такие, что, как и вы, с годами становятся только лучше!

Ну, это же доцент Матвеев!

Когда были поздравлены все мужчины — и даже интерн Александр Вячеславович, — все стали требовать с Мальцевой тост.

— Я не знаю, что вам сказать, дорогие мужчины. Что я вас всех люблю — и даже Ельского, постоянно пытающегося на меня повесить хоть какую-нибудь родовую травму…

— Тань, ни слова о работе! — выкрикнул Владимир Сергеевич.

— Да, ты прав, Володька. Ни слова о работе! Но дело в том, что у меня нет слов не о работе! — Она развела руками. — А все мои слова о мужчинах довольно истёрты и банальны.

— О, не прибедняйтесь, Татьяна Георгиевна, причаститься вашей истёртой банальности любому мужчине — за счастье!

— Спасибо за комплимент, Юрий Владимирович!

Мальцева была в неожиданно прекрасном расположении духа. Откровенно злящийся на своём «тронном» стуле Панин не беспокоил её, а веселил. Интерн, которому было всего-то двадцать пять… Какое, к чертям, «всего-то»?! Ему четверть века. Он уже давно мужик. И этот четвертьвековой мужик — умён, обходителен, обаятелен, у него потрясающая фигура, и он — совершенно свободен. Чего такого он не сможет, что может Панин? Операцию Вертгейма? К тому времени, как она ей — сто тысяч раз тьфу-тьфу-тьфу! — понадобится, Александр Вячеславович уже будет уметь её делать. Или доцент Матвеев ещё жив будет. Ей что, акушер-гинеколог нужен? Она сама акушер-гинеколог. Ей что, начмед нужен? Нет. Ей нужен сам Семён Ильич Панин. Но её для него — слишком. Всю жизнь было слишком. И всю жизнь прощал. И этого интерна простит, никуда не денется…

— Сегодня у меня было трое родов, — сказала Мальцева после паузы, во время которой все затихли. Подумали, что она ждёт тишины. — И у меня сегодня родились три девочки.

— На пятом тоже девочки родились. Две, — вставил Анатолий Витальевич.

— Значит, сегодня у нас в родильном доме, в День защитника Отечества — и спасибо тебе, Маргарита Андреевна за потрясающе ёмкий сегодняшний рефрен в каждой твоей рифмованной штучке, — обратилась заведующая к подруге. — Так вот, вышел у нас какой-то женский день в День защитника Отечества. Родилось пятеро девочек. Я желаю этим девочкам — ну хотя бы этим пятерым! — найти не защитника Отечества, а просто — защитника. Индивидуального защитника — по одному на каждую. Вот давайте за это и выпьем.

Все и выпили. Даже Семён Ильич отвлёкся от прожигания в Мальцевой дыры. Не самый плохой тост, в общем-то.

В половине двенадцатого Татьяна Георгиевна наклонилась к интерну и шепнула: «А давай-ка свалим отсюда» — и встала. Тот, пожалуй, слишком поспешно вскочил.

— Вы куда! — подорвался было Панин.

— Сидеть! — властно придавил его обратно доцент Матвеев.

Эх, а ведь он всё-таки стоит дорогущего томика Достоевского, этот гад Матвеев! Ох, стоит!

Продолжение следует…

Один плодный пузырь на всех. Двойни и тройни возможны би— и триамниотические. С «персональными» плодными пузырями.

Одна плацента.

ПДР — предполагаемая дата родов.

Врач-психиатр имеет в виду патологию, известную как «синдром Корсакова». Синдром Корсакова — разновидность анамнестического синдрома, назван в честь русского психиатра Сергея Корсакова, впервые описавшего этот синдром. Основным признаком синдрома Корсакова является невозможность запоминать текущие события (фиксационная амнезия) при более-менее сохранной памяти на прошлое. Из-за этого возникает анамнестическая дезориентировка во времени, месте и окружающей действительности. Ещё один характерный симптом синдрома Корсакова — ложные и выдуманные воспоминания.

Бартолиниевая железа (железа преддверия влагалища) — большая парная железа, расположенная в толще больших половых губ. Величина железы около полутора-двух сантиметров, её выводные протоки открываются в щелевидном пространстве между малыми половыми губами и девственной плевой. Бартолиниевы железы выделяют богатый белком секрет, увлажняющий вход во влагалище во время полового акта. Может произойти закупорка сосудов выводных протоков, что приведёт к возникновению ретенционных кист. При их инфицировании и образуется бартолинит — воспаление и, как правило, абсцесс, требующий хирургического лечения.