Михаил Мамаев - Босфор

— Покрутись здесь, — сказал Саадык. — Посмотри, как мы снимаем.

Я проводил Саадыка до дверей, а потом набрал номер «Платформы». Там попросили подождать. Наконец Наташа подошла.

— Все хорошо! — торопливо сказала она. — С деньгами разобрались. В агентстве ошиблись — сумма получилась на порядок больше.

— Еще бы! У меня тоже хорошо. А теперь еще лучше…

Воодушевленный Наташиным сообщением, зашел в кафе для актеров. Взял чашку кофе, сел за пустой стол.

Кофе был горячий и крепкий.

Ждал, пока остынет, листал пестрые стамбульские газеты и потихоньку разглядывал сидевших за соседними столами.

Преимущественно были девушки. Они производили впечатление единого коллектива. Словно учились в одном классе, или на одном факультете. Или играли в одной команде. Или вместе нюхали кокаин…

Четыре ничего.

Когда отложил газету и взялся за кофе, одна из них посмотрела. Не отвел взгляда.

Так мы смотрели друг на друга какое-то время. Возможно, даже несколько часов…

Пришло время обедать.

Ел за одним столом с актерами. Заметив, с каким удовольствием грызу яблоко, они стали предлагать. Сгрыз еще два до горячего, и одно после.

Актеры были немолоды. У них были крепкие лица гонцов, привыкших приносить известия о победах. Делали паузы даже после просьбы передать солонку. Сказывалась привычка к аплодисментам. И играли, как предлагали яблоки — от всей души, но чтобы в ложах тоже услышали.

После обеда я ушел.

Надо было забрать залог из кырал-ажанс.

С утра не дозвонился.

Чтобы снова позвонить в кырал-ажанс зашел к фотографу Гюнгеру.

Гюнгер светился. Прямо хоть свет не зажигай, или прикуривай от него.

— Выпьешь чего-нибудь? — спросил он.

Что бы это значило?

Гюнгер был скуп. Прилично зарабатывая, он редко угощал, ездил на велосипеде и читал вчерашние газеты, что подбирал у мусорных баков…

Гюнгер был похож на свой нос. А нос у Гюнгера был похож на его имя — большая буква «Г».

Несколько раз делали с ним фоторекламу для небольших магазинов. И несколько раз он пытался надуть. Но Гюнгер был другом, а друзьям до поры прощаешь. Хотя и не забываешь…

— Пожалуй, пообедаю у тебя, — как ни в чем не бывало сказал я. — Значит так, мне, пожалуйста… Гюнгер, у тебя есть чем записать, а то ты не запомнишь?

На лице Гюнгера как будто раздавили красный фломастер.

— Ладно, ладно, Гюнгер! — поспешил успокоить, чтобы не дошло до инфаркта. — Мне кофе и больше ничего…

Пока он делал кофе снова набрал кырал-ажанс. Наконец-то!

— Хочу забрать залог. Когда подойти? Завтра позвонить? А в чем дело?

Бросили трубку.

Ладно…

Из соседней комнаты выглянула девушка-турчанка. Она была в коротком халатике на голое тело и очень смущалась.

— Гюнгер, мне надо в ванну!

Я попрощался и ушел. Когда еще моему другу так подфартит…

Айлин переехала.

Но ее квартира осталась пуста.

Арендную плату подняли в два раза.

Управляющий оправдывался глядя в пол.

— Это не моя вина. Хозяин дома решил увеличить ренту. Инфляция. Все дорожает.

— Но цены на жилье здесь обычно поднимают с нового года, — возразил я. — Нельзя ли поговорить с этим хозяином, чтобы оставил прежнюю плату хотя бы еще на два месяца?

Управляющий хрустел пальцами и грустил, как пустой огнетушитель в разгар пожара. Хотя вряд ли он был на нашей стороне. На его месте, я бы не был. Его зарплата наверняка складывалась из процента от арендной платы жильцов.

Дома Наташа заплакала.

В углу были свалены вещи, готовые к переезду и к борьбе. Два чемодана, большая спортивная сумка и несколько полиэтиленовых пакетов.

— Не хочу к Жале, — сказала Наташа. — Вздорная, избалованная, маленькая и неуютная! Что она, что ее квартира…

— Можно только ночевать, а все остальное время проводить в городе. Или купим снотворного и она проспит месячишко-другой, пока не найдем выход.

— Все равно не хочу.

— Значит, завтра переедем в отель. Пока ты будешь работать, что-нибудь подыщу.

— Знаешь, давай немного выпьем, — предложила Наташа. — За последний вечер здесь. Это была наша первая квартира в Стамбуле. Она была к нам добра, и мы любили ее, правда?

Сходил в магазин и принес бутылку «Якута». С грустью подумал: «С завтрашнего дня эта лирическая тропа начнет зарастать…»

Вдруг проснулась злость.

— Знаешь, что, — крикнул, вскочив с дивана. — Мы им всем еще покажем. Давай не терять времени и репетировать.

— Сейчас? — удивилась Наташа.

— Да, а когда же? Время уходит.

— Но я устала…

— Хорошо, тогда буду один! А ты показывай, если что не так.

Наташа включила музыку.

Скинул тапочки и стал танцевать. Сперва был немножко зажат и чувствовал себя как молодой гиппопотам, переходящий по тонюсенькой жердочке через грязную лужу на глазах у всей саванны. Но через минуту музыка увлекла.

Я танцевал без передышки. Это было нелегко. Но казалось, что в этот момент все наши враги, весь мир, не желающий нам помогать, смотрят, как я радостно и зло отбиваю ногами ритм своего сопротивления…

Наташа удивленно смотрела. По мере того, как я двигался, взгляд менялся. В Наташиных чувствах ко мне появлялось что-то новое, еще одна едва уловимая краска. И имя ей — тревога.

Переехали в отель.

О плате пришлось поторговаться.

— В Стамбуле теперь сложно, — сказала хозяйка отеля Ферда. — Все дорожает. Нужно зарабатывать кучу денег, чтобы выжить.

— Нам грех жаловаться, — беспечно заявил я. — Но, как говорят в России, копейка рубль бережет…

— Я сделаю скидку, — сказала Ферда.

— Это правильно. Летний сезон прошел, и наплыв туристов спал. Отели стоят пустые. Многие готовы принимать у себя практически даром. Но у вас так уютно…

— Да, но вы предлагаете платить слишком мало…

— Да, но у вас нет тренажерного зала…

— Зато здесь парк…

— Зато мы хорошие люди. И не будем водить гостей…

— Отчего же? Водите на здоровье. Мы всем рады.

— Значит, к вашим постояльцам постоянно ходят?

— Нет, но даже если да, внизу ресторан, где можно принять гостей… А у вас есть вид на жительство?

— Да, но даже если нет, у нас наличные и не нужен чек…

— Кстати, по вечерам живая музыка…

— Кстати, как со звукопроводимостью? Дело в том, что моя жена с трудом засыпает…

В конце концов сошлись.

Поздним вечером собирался в бар на работу. На душе скребли кошки. Я чувствовал, как они растут и каждую минуту норовят превратиться в саблезубых тигров.

В одиннадцать в баре было пусто. Дискотека начиналась в полночь. Мне выдали одежду. Черная водолазка, черные лосины с причудливым узором, высокие черные ботинки на толстой подошве и черный длинный фартук. Не хватало еще котелка в виде гробика…