Михаил Мамаев - Босфор

Дениз улыбнулся и двусмысленно посмотрел на меня.

— Мы станем лучшим агентством, вот увидишь, — похвастался он. — Через месяц начнется Визон-шоу. Это главное событие года в нашем деле. Постановку сделает мой английский друг Питер. Он специально прилетит из Лондона. Топ-модели Турции примут участие. Из мужчин-дебютантов почетное жюри выберет самого красивого человека страны. В прошлом году Мистером Турции стал Гекан. Это моя модель, если ты не знал. И теперь я выставлю таких мальчиков!

Глаза Дениза засверкали под стеклами очков.

— Возможно, и ты примешь участие в Визон-шоу, — сказал он другим тоном. — Если будешь хорошо работать и прислушиваться к моим советам и пожеланиям. Тебе придется постараться.

Я встретился с ним взглядом.

Дениз обмяк, растекся…

Как будто его расплавил незримый огонь.

Или какой-то шутник незаметно прибавил земного притяжения у него под стулом.

Я почувствовал, надо что-то сказать…

— Дорогой Дениз! Давай выпьем за то, чтобы твое агентство…, — начал я.

— И твое тоже теперь, — томно поправил Дениз.

— За то, чтоб наше агентство было первым агентством Турции, да что там, — всего мира!

— И чтобы ты попал на Визон-шоу, мой дорогой.

Темнело.

Закат отразился в воде. Горизонт переливался алым и желтым.

В ресторане стало шумно.

На столах появились зажженные свечи. Все лишнее погрузилось в темноту.

Музыканты заиграли негромкие турецкие мелодии.

Третья бутылка «Чанкаи» была на исходе.

— Ты хорошо работал сегодня, мой дорогой, — вкрадчиво сказал Дениз. — Хасан тебя хвалил. Ничего удивительного. Ты красивый. Надо помнить, что ты красив, дружок. Знать, чего ты стоишь, и гордиться этим. Говоря по правде, тебе этого недостает. Ты относишься к себе слишком просто, как будто такой, как все. Но это не так. Ты один из лучших. Может быть, лучший! Ты — модель, прирожденная модель. А это особая раса! Коммуна людей идеальных форм и пропорций, новых богов, если хочешь. Вас послали в этот мир, чтобы возродить в людях понимание подлинной человеческой красоты и умение наслаждаться ею. Подумай, какая это великая миссия!

Очки Дениза плавали в полумраке, сверкая настороженным огнем…

Я вдруг вспомнил, что оставил позади.

Знал — убить человека так же просто, как загасить муравья или раздавить окурок.

В наших местах веками жестоко пресекалась малейшая попытка отступить от общепризнанных норм. Среди мужчин считалось безопаснее выглядеть сурово.

От отцов сыновьям вместе с родовыми, прокоптившимися иконами передавались отнюдь не христианские заповеди — не слишком милосердные, но зато практичные. Они гласили — не доверяй никому и будь начеку даже в пустой комнате — везде подстерегает опасность. Не имей слабых друзей, чтобы их страданиями с тобой однажды не рассчитались. Не смей снимать траур, пока не отомстишь. Помни, мужская дружба — самое ценное, что есть, ибо она обесценивается медленнее всего остального…

Я улыбнулся.

— Почему улыбаешься? — спросил Дениз.

— Представил, каким буду клоуном, если попытаюсь вести себя, как Бог.

— Напрасно. Я знаю, что говорю.

Наверное, Дениз был прав. Он вырос в мире, где я теперь учился плавать. Следовало прислушиваться.

— Спасибо, Дениз! Предлагаю выпить. За лучшего друга и учителя всех в мире моделей — за великого Дениза, ура!

Дениз отнесся к тосту без юмора. Сверкнул глазками, влюблено посмотрел на меня, осушил бокал и бросил в море.

Нас болтало от бара к бару. Пили, пили, пили…

Под утро Дениз стал настаивать, чтобы я поехал к нему. Без конца лез целоваться. Пытался ущипнуть за зад. Тряс бумажником, набитым кредитками…

— Хочешь, дружище, тоже дам тебе один совет? — не выдержал я. — Сейчас ты похож на жирную, потную, пьяную пучеглазую жабу в очках… Но все равно я тебя ценю и уважаю, потому что при этом ты интересный человек, многого добился и все такое… Мне не важно, какой у тебя рост, и вес, и счет в банке. И одет ты в версаче или в хреначе… Ты живешь не среди своих драных богов, а среди простых людей… Советую, как друг — уважай их! А если будешь выдребываться, пеняй на себя, коротышка…

И на всякий случай слегка стукнул его в ребро. По товарищески.

Он был настолько пьян и слаб, что упал. А когда поднялся, манерно хлопнул дверцей своего авто и унесся в темноту, оставив меня одного посреди незнакомого ночного города.

Домой добрался на такси.

Наташа спала.

Рухнул рядом, прямо в ботинках.

И тут же умер.

— Хорошо погулял? — утром спросила она.

— Сначала дай пива, — простонал я.

Наташа принесла из холодильника стакан вишневого сока.

— Сегодня пиво красное и сладкое.

Залпом осушил стакан и попросил еще. Наташа принесла бутылку.

— Никогда больше не буду пить!

Позвонила Шермин. Продиктовала Наташе адрес кастинга и сказала, что Наташу отобрали на шоу.

— Нет ли чего для Никиты? — спросила Наташа.

— Нет.

— У меня теперь не будет работы, — сказал, когда Наташа повесила трубку.

— Почему?

Повалил Наташу рядом и крикнул, превозмогая головную боль:

— Потому что люблю тебя! А Дениза не люблю…

Я стал целовать Наташу в губы. Они пахли арбузом…

В августе в Стамбуле было под сорок. Стоило оторваться от кондиционера, как рубашка становилась влажной. А язык сухим. Хотелось купаться и спать одновременно. Тело казалось вареником.

Дождавшись субботы, собрались на море.

Хозяйка нашей квартиры Эсра с детьми жила на Буюкодаре — Большом острове. Мы ее ни разу не видели — ренту забирала Жале, мать. Хороший повод, наконец, познакомиться!

— Поеду с вами, — по телефону предупредила Жале.

Встречу назначили на причале у Галлатского моста.

На мосту была пробка.

Едва успели на корабль.

На палубе было прохладно. Мы летели на всех парусах вдоль азиатского берега, легко обгоняя запоздалые яхты, торопившиеся в открытое Мраморное море.

Большинство любителей морских прогулок покидает Босфор в пятницу. Ранним субботним утром они минуют Дарданеллы и оказываются в Средиземном море, где чистая вода и жирная рыба.

Ходили разносчики напитков и бубликов. Когда рассчитывались, держали поднос на голове. Я купил пару бубликов и стал кормить чаек. Чайкам было не впервой. Они отважно пикировали, вырывая из пальцев хлеб, и были похожи на девушку, с которой я встречался до Наташи…

Через сорок минут достигли Буюкодара.

Название острова соответствует действительности. Он самый большой из 9-ти Принцевых островов.

Прошли колониальное здание морского вокзала и оказались на площади, где выстроились конные экипажи.

— Здесь запрет на автомобили, — пояснила Жале. — Мы боремся за экологию…

В центре площади стоял памятник Адмиралу. На голове сидела чайка. Бронзовый человек с тоской смотрел на море. Он вызывал сочувствие и желание создать фонд в его честь.