Джонатан Бейн - Фанатка

— Милый, — Джулианна тихонько сжала его руку, пытаясь успокоить гнев, — Майк просто тревожится, потому что ты до сих пор не дал ему прочесть ни одной страницы. — Свободной рукой она коснулась щеки мужа. — Никто из нас ни строчки не видал.

Питер указал на толстенную стопку бумаги на рабочем столе. Наручники лежали на титульной странице, а цепочка, соединяющая два стальных кольца, обвилась вокруг слова «ложь».

— Все строчки тут, — сказал он.

— По прежним временам, Майк это бы уже прочел. Питер, он же читал все варианты первой книги. И он, и я. — Джулианна грустно покачала головой. — Я уже почти год ни слова твоего не видала.

Каждое слово, что он набирал на клавиатуре, было для нее.

— Ты сейчас не можешь читать, — возразил Питер резонно. — Тебе же некогда.

Джулианна кивнула. Печальная правда: работа, вообще жизнь. Когда на что-либо хватает времени?

— Майк спрашивал у меня, доволен ли ты.

— Доволен? — переспросил он, не поняв, и она пояснила:

— Работой, которую он для тебя сделал.

— О чем ты? — Питер был окончательно сбит с толку.

— Майк полагает, что ты у него за спиной ведешь переговоры с другими агентами и готов его на кого-нибудь поменять.

— Но это же… — Питер недоуменно потряс головой, — это же просто нелепо. Бессмыслица какая-то.

— Я знаю, — ответила Джулианна, — я ему так и сказала. Но «Анжела» хорошо продавалась.

— Это еще не гарантия того, что следующий роман пойдет так же бойко.

— Майк опасается, что ты обратишься в более крупное агентство. Которое не провалит твою следующую сделку с киношниками.

Питер засмеялся — хотя вообще-то ему было не до смеха.

— Видишь ли, я… эта вторая книга очень много для меня значит. Я хочу, чтобы она получилась как следует. Мне это нужно.

— Она получится, — сказала Джулианна. И, словно утомившись рассуждать об агентах и книгах, положила ладонь Питеру на затылок и крепко, всем телом, прижалась к мужу.

Они поцеловались — долгим-предолгим поцелуем, и его рука сама собой скользнула ей на бедро. Питеру хотелось, чтобы так длилось вечно, хотелось раствориться в дыхании жены — свежем, как вкус лимона, и в ее теле — таком теплом и нежном, как ему всегда помнилось. А еще хотелось схватить Джулианну, прижать ее к стенке — и умереть в ее лоне.

— Знаешь, о чем я думаю? — спросила она; дыхание было частым, прерывистым.

— О чем? — Питер целовал ее в шею.

— К чему у меня сейчас лежит душа?

— Я знаю, к чему лежит душа у меня.

— Ну, к чему она лежит у тебя, я чувствую.

Он снова ее поцеловал. Джулианна поглядела ему в глаза; ничто на свете не было важней такого взгляда.

— Скажи, — попросил он.

— Это не то, что ты думаешь.

— Ну-ка, ну-ка. Что там еще?

— Ладно, — выдохнула она. — Я думаю о рисовой лапше.

— Чего?!

Джулианна оттолкнула его, на губах цвела та самая чуть асимметричная улыбка, которую Питер так любил.

— Рисовая лапша с креветками — на обед вместо жареного риса. — Джулианна, смеясь, выскользнула за порог.

Мгновение он переваривал ее слова. Затем с шальной улыбкой кинулся вслед, поймал, обхватил за талию, ткнул пальцами под ребра. Джулианна заверещала в восторге.

Теперь пришла его очередь наблюдать с порога.

Джулианна была в постели с книжкой — полулежала, откинувшись на поставленные стоймя подушки, до пояса укрытая белой простыней. На ней была коротенькая, выше пупка, белая маечка. Джулианна покупала себе маечки в магазине детской одежды; затем эти недомерки садились при стирке и начинали облегать ее тело, соблазнительно подчеркивая грудь. Питеру было известно, какие трусики скрываются под простыней — крошечные стринги, тоже белые. Чертовски сексуальный наряд — по крайней мере в глазах Питера. Джулианна великолепно это знала, он тысячу раз ей говорил. Оттого она и надевала такой комплект почти каждую ночь. И хотя утверждала, будто ей так удобно спать, Питер был совершенно уверен, что маечка со стрингами идут в ход ради него — из-за того, как эти белые тряпицы на него действуют. А действовали они безотказно: после стольких лет брака Питер по-прежнему с вожделением тянулся к жене.

— Я уж думал, Кимберли до утра не угомонится, — сказал он.

Джулианна подняла глаза от книги. В углах губ притаилась улыбка, как будто Джулианна знала, что он уже несколько минут стоял и разглядывал ее, восхищаясь.

— В нашем возрасте несколько дней могут показаться вечностью, — отозвалась она.

Стягивая рубашку, Питер прошел к постели и уселся боком, чтобы по-прежнему иметь возможность смотреть на жену.

— Ну и как? — поинтересовался он. — Показались ли тебе эти дни вечностью?

— Они тянулись дольше. Мне всегда тяжело, когда ты уезжаешь один, без меня.

— Я больше не уеду, — проговорил он с чувством. — Обещаю, что никогда больше не повторю этой ошибки.

— Верю, — Джулианна отложила книжку.

Затем потянулась к мужу, поднялась на колени, обеими руками взяла его голову и прильнула к губам в страстном поцелуе. Инициатива всякий раз принадлежала ей — всю их совместную жизнь, с самого первого свидания, когда Джулианна была такая красивая и раскованная, а Питер — неуклюж и застенчив.

Опрокинув его на постель, Джулианна забралась сверху, упираясь ладонями ему в плечи, и принялась покусывать ему шею, соски, кончиком языка лизнула кожу ему на груди — ниже, ниже…

Но едва Питер зажмурил глаза, опять пришло внутреннее кино.

Картинка дрожала и помаргивала, однако на сей раз это не был катящийся по асфальту колпак от автомобильного колеса.

Ему привиделась Дина — то, как она опускается перед ним на колени, берет в рот его мужскую плоть, поедает его заживо. Дешевый порнографический фильм. А он, Питер, во все глаза таращится на экран, как мальчишка, который впервые в жизни увидел голые сиськи.

Резко выдохнув, он открыл глаза. Ни за что больше не опустит веки, пока они с Джулианной не закончат. Ему нужно видеть жену, необходимо быть с ней. В Джулианне — его жизнь! Надо удержать ее здесь и не воображать себе другую женщину.

Питер сгреб ее — как будто он вдруг превратился в персонаж своей собственной книги — и опрокинул на спину, и взял Джулианну, заставляя ощутить, что она — единственная женщина в его жизни, которая имеет значение.

Как давно она тут?

Сколько времени ждет?

Стоит у двери в магазин, где торгуют гитарами, съежилась в темноте. Магазин закрыт, продавцы давно разошлись по домам. У нее уже ноги затекли от неподвижного стояния, пальцы больно покалывает, и похоже, они вскоре занемеют. А она все глядит и глядит на окно, которое, как она с самого начала решила, должно быть окном его квартиры. Теперь-то она точно знает: то самое окно. Его.