Джин Сэссон - Майада. Дочь Ирака

— Благодаря нашему великому лидеру Саддаму, да хранит и благословит его Господь, все знают, что я родился в бедной деревне в Тикрите. В детстве мне приходилось пропускать занятия в школе, потому что мы с братьями по очереди пасли овец. Я много ходил, чтобы найти хорошее пастбище, но всегда был настороже, и волки не съели ни одной овцы, пока я смотрел за ними. Ни одной! Видит Бог, братья не могли соперничать со мной в усердии. Когда злобные волки подбирались к стаду, я бросал камни и бежал на них, расставив руки.

Али изобразил, как он делал это давным-давно: поднял руки, а сам слегка присел; Майада признала, что это выглядело устрашающе. Но она не испугалась, а рассмеялась. Али расхохотался в ответ.

— Видит Бог, те дни, когда я пас овец, сделали меня бдительным солдатом: я всегда пристально слежу за своими врагами.

Мы были так бедны, что я узнал о существовании кинотеатров, только став взрослым мужчиной. Поэтому я не привык ходить в кино, и единственный фильм, который я посмотрел за всю свою жизнь, — это религиозный фильм о пророке Йусуфе. — Али пожал плечами. — Мне понравилось, но я предпочитаю читать газеты и журналы.

У меня высокое содержание сахара в крови, из-за чего я заболел диабетом и мне каждый день приходится вкалывать себе инсулин. — Майада, оробев, смотрела на то, как Али быстро повернулся к шкафчику у стены и достал из ящика тонкую иглу и крошечный пузырек с лекарством. Затем он подбежал к ней и сделал себе укол в руку.

Она скривилась, а он засмеялся, но Майада объяснила, что она не испугалась, а удивилась.

— Мой отец умер от рака. Когда он болел, я делала ему уколы, чтобы избавить от боли. Медсестра уходила после обеда, и я заменяла ее. И еще меня научили ставить капельницу.

Кажется, Али аль-Маджид был искренне тронут, услышав об ужасной болезни ее отца. Он сочувственно посмотрел на Майаду и сказал, что соболезнует ей, потому что смерть отца — худшее, что может случиться с молодой девушкой. Али добавил, что любит свою дочь больше жизни, но расскажет о ней потом. Затем он продолжил жаловаться на диабет.

— Мне так жаль, что я болею диабетом, ведь я больше всего люблю сладости! Иногда я съедаю целую гору, и мне остается только надеяться, что все будет в порядке. Мне очень нравится бисквит с желе, когда крем и ягоды выкладывают слоями. И еще я обожаю шоколад. — Али обошел стол и нажал на кнопку. В комнату вошел слуга, и Али сказал ему: — Принеси несколько коробок моих любимых шоколадок.

Майада запротестовала: она всю жизнь следила за своим весом и не могла объедаться сладостями. Но Али аль-Маджид был не из тех, кого интересует чужое мнение. Через минуту у нее на коленях лежали коробки с шоколадками «Марс», «Кит-Кат» и «Смартиз», и, поскольку Али был очень доволен своим подарком, Майада приняла его, решив, что угостит коллег в офисе.

— Я хочу, чтобы через четыре дня ты пришла на свадьбу. Мой брат женится на невестке доктора Фадиля аль-Баррака.

— Я слышала, — пробормотала Майада. Она поражалась тому, что два человека, которые терпеть друг друга не могут, согласились на то, чтобы между их семьями установилась такая близкая связь. Майада решила переменить тему, чтобы ей не пришлось обсуждать доктора Фадиля. — А сколько лет невесте? — спросила она.

— Шестнадцать.

— Такая молодая! — воскликнула Майада, думая о своей дочери, которой всего через пятнадцать лет исполнится столько же. Она никогда не допустит, чтобы ее дорогая малышка вышла замуж чуть ли не в детстве. Майада считала обычай выдавать девушек замуж в юном возрасте пережитком старых времен.

Али аль-Маджид рассмеялся.

— Шестнадцать лет — самый подходящий возраст для невесты. Моему брату повезло. Он сможет вылепить из нее все, что захочет.

Майада ничего не сказала в ответ на его замечание, но вновь порадовалась тому, что родилась в образованной семье, где к женщинам относятся с таким же уважением, как и к мужчинам.

Али аль-Маджид взял со стола маленький резиновый мячик и стал разминать его, возвращаясь к теме, которую Майада надеялась избежать:

— А как ты познакомилась с доктором Фадилем аль-Барраком?

— В 1979 году он подошел к моей матери и спросил разрешения одолжить книги и документы дедушки Сати, — объяснила Майада. — Он писал книгу, и они были нужны ему для исследования. Затем он стал другом нашей семьи, и не раз проявлял великодушие. Разумеется, эта дружба началась благодаря Сати, — быстро добавила она.

Али от отвращения содрогнулся всем телом.

— Мне не нравится Фадиль.

— Почему? Я не могу сказать о нем ничего плохого.

Услышав это, Али нахмурился. Ему не терпелось изложить свою точку зрения.

— Когда я стал начальником тайной полиции, на него пожаловались цыгане. Фадиль приказал им уйти с земли в пригородах Багдада, где они жили. Я позвал их старейшину к себе в кабинет, и тот сказал, что он — брат Хамдия Сали, известного цыганского певца. — Он посмотрел на Майаду и улыбнулся. — Мне нравятся цыгане. В конце концов, они тоже люди. В общем, этим беднягам было негде жить. И поэтому я позвонил доктору Фадилю и велел ему послать одного из высокопоставленных офицеров, чтобы тот отвез цыгана в новый офис Фадиля. — Али громко рассмеялся. — Я приказал Фадилю извиниться и вернуть им землю. По-моему, к тому времени он построил на участке большой дом, так что ему пришлось его оставить. — Али едва удержался от смеха, вспоминая об унижении доктора Фадиля.

Теперь Майада поняла, почему друг ее семьи ненавидел Али Хасана аль-Маджида. Али связывали с Саддамом близкие родственные отношения, и доктору Фадилю ничего не оставалось, как повиноваться приказам Али, несмотря на то, что он занимал более высокий пост. Майаде было неловко, потому что она ни в коем случае не хотела говорить о докторе Фадиле с пренебрежением. Она подумала, как в таком случае повела бы себя ее мать, и решила польстить собеседнику:

— Вы поступили как добрый и щедрый человек.

Али аль-Маджид сел на свой стол и начал болтать ногами.

— Давай я расскажу тебе другую историю. Как-то ко мне пришла женщина. Она сказала, что ее сына казнили за то, что он стал исламским активистом. Ей было не к кому обратиться за помощью. Ее муж умер. Сын погиб. У нее не было братьев. Бедная старушка почти ослепла. И тогда я приказал дать ей дом и назначил месячную пенсию — 100 динаров [330 долларов]. Ее сын поступил нехорошо, но это не значит, что она тоже должна страдать.

Али посмотрел на Майаду и весело улыбнулся.

— А ты как считаешь?

Майада кивнула и согласилась.

— Я рада, что вы помогли ей. Я ненавижу жестокость. Правда. — И все же она подумала, что, возможно, не стоило убивать сына этой женщины. Чрезмерная религиозность в Ираке чревата смертной казнью, и этот пугающий факт печалил и сердил ее.