Джин Сэссон - Майада. Дочь Ирака

Джамила медленно наклонилась и поставила тарелку с бобами на пол. Сверху она положила недоеденный хлеб. Потом осторожно отодвинула стакан с водой к стене и встала.

Она была одета в ту самую розовую пижаму, что была на ней, когда ее арестовали. Три месяца она просидела в тюрьме, и пижама запачкалась, растянулась сзади и порвалась в нескольких местах. Резинка на талии ослабла, штаны постоянно спадали, и Джамила вечно одергивала их, поднимая до самой груди. Пижамная куртка была расстегнута, и она задержалась на минуту, чтобы застегнуть верхнюю пуговицу и пригладить руками ткань.

Придав себе приличный вид, насколько это возможно в таких обстоятельствах, Джамила посмотрела на охранников. Кожа на ее лбу натянулась, а черные глаза глубоко запали. Она сделала маленький шаг вперед. Затем отступила назад. Она смотрела на трех мужчин, а те разглядывали ее. Споткнувшись, она опять шагнула вперед, а затем назад, словно невидимая веревка помимо воли тянула ее взад-вперед.

Один из охранников потерял терпение.

— Ты за это заплатишь, ей-богу! Ты заплатишь! — заревел он.

Джамила механически подошла к двери. У нее были босые ноги: она так испугалась, что забыла надеть тапочки.

Женщины-тени печально смотрели на то, как двое охранников подхватили Джамилу под руки и потащили из камеры.

Когда захлопнулась дверь, они услышали, как грязно выругался охранник.

Бедная Джамила громко взвизгнула.

Следуя указаниям Самары, Муна, доктор Саба и Майада стали готовиться к возвращению Джамилы. Они положили на пол одеяла, нашли две или три маленькие чистые тряпочки. Затем вылили остатки воды из стаканов в небольшую миску и поставили ее в сторону. Так они готовились к тому, чтобы лечить новые раны бедной Джамилы.

— У нее из спины хлещет кровь, — напомнила Самара. — Возьмите мое одеяло, если нужно.

В этот момент они услышали крик Джамилы. Она молила о пощаде.

Женщины-тени молча обменялись долгими горестными взглядами.

Джамила стонала и кричала в течение часа.

— Я никогда не слышала таких жалких криков, — вздохнула Самара.

Внезапно стало тихо.

Женщины-тени нервно ждали возвращения Джамилы.

Во время долгих месяцев заточения Вафаэ сделала из нитей, свисавших из старого порванного одеяла, молельные четки. Теперь их передавали из рук в руки — все женщины-тени молились о возвращении Джамилы.

После нескольких часов ожидания Майада сильно разволновалась. Она молилась. Заламывала руки. Опять молилась. Сердце билось со страшной силой. Она смотрела на Самару, словно ожидая от нее ответа.

Наконец та заговорила о том, о чем Майада так и не решилась спросить.

— Да. Ты права. Случилось что-то ужасное.

Затем охранник с широким носом открыл дверь в их камеру и крикнул:

— Заключенная Джамила оставила здесь какие-нибудь личные вещи?

Все молча смотрели на уродливого охранника.

— Где ее вещи? — заорал он.

Муна встала и прошла по камере, собирая жалкое имущество Джамилы.

— А где Джамила? — обратилась к нему с нар Самара.

Все женщины с надеждой воззрились на него. Он взглянул на Самару, но ничего не ответил. Муна передала ему вещи Джамилы. Изношенная тапка упала на пол. Тучный охранник наклонился, чтобы поднять ее, выхватил из рук заключенной скудные пожитки и ушел из камеры, не сказав ни слова.

Самара пробормотала надтреснутым голосом:

— Значит, они все-таки ее убили. Я знала, что когда-нибудь этот день настанет.

— Как? — вслух спросила Муна.

— Многие погибают от сердечного приступа. Я знала нескольких человек, у которых во время сильных побоев остановилось сердце, — тихо произнесла Самара.

Женщины-тени стали оплакивать Джамилу. Тут дверь в камеру резко открылась, и в нее вошли двое охранников.

Тот, что повыше, был очень зол. В руке он держал плетку.

Все женщины посмотрели на него.

— Кто здесь Майада Низар Джафар Мустафа аль-Аскари? — закричал он.

Когда Майада услышала, что охранник выкрикнул ее имя, ее обуял страх. Она не сводила глаз с лица мужчины с плеткой. Ей стало трудно дышать.

Мужчина медленно постукивал плеткой по ноге и саркастично повторил вопрос, так что имя, которое она с гордостью носила, показалось оскорблением.

— Майада Низар Джафар Мустафа аль-Аскари!

— Ее выпустят на волю? — поспешно спросила Самара.

В ответе охранника звучало презрение, которое он питал к женщинам. Его лицо исказилось от отвращения, и он рявкнул:

— Нет. Ее не выпустят. — И он в третий раз хрипло выкрикнул имя Майады.

От ужаса ее сердце сжалось. Она осмотрелась по сторонам. Больше всего на свете ей хотелось раствориться в воздухе.

— Я Майада, — наконец, ответила она, дрожа всем телом.

Охранник злобно взглянул на нее, сдвинув кустистые брови.

— Ты! Выходи! — Он показал плеткой на дверь.

Майада попыталась встать с пола, но по ее телу разлилась небывалая слабость. Она иссушила силу ее плеч, рук, ног и ступней. Она боялась, что не сможет встать, и, зная, что с каждой секундой гнев охранника возрастает, стала дергаться из стороны в сторону в отчаянной попытке подняться. Заставляя тело выполнять то, чему сопротивлялся ее мозг, Майада потянула мышцу в правом боку и тихо застонала.

— Помогите ей, — приказала Самара, ни к кому конкретно не обращаясь.

Муна и доктор Саба вместе поспешили поднять Майаду с пола.

Она встала, и ее плечи и голова сотряслись от беззвучных рыданий. Муна погладила ее по плечу, а доктор Саба нежно пожала руку.

Когда Майада, спотыкаясь, прошла через дверь камеры, она услышала, как Самара тихо ее окликнула:

— Мы будем тебя ждать, голубка!

Майада поплелась за охранником по коридору. Второй следовал за ней по пятам. Они не завязали ей глаза, и это придало ей надежду. Она судорожно раздумывала о том, не собираются ли они снять с нее обвинения. А может, Самара права и ее отпустят на свободу? Охранник отрицал это, но что он может знать? Сердце Майады радовалось при мысли о том, что она вновь увидит Фей и Али. Наверное, молодой врач Хади Хамид, с которым она виделась в тот день, когда ее привезли в тюрьму, позвонил ей домой. Получив от него сообщение, Фей передала, что произошло, бабушке, а Сальва аль-Хусри связалась со всеми чиновниками правительства Саддама, пока один из них не приказал освободить Майаду из тюрьмы. Майада по опыту знала, что ее мать — самая упрямая женщина на Ближнем Востоке, а может, и во всем мире. Сальва аль-Хусри всегда получает то, что хочет. Да, размышляла Майада, именно так оно и было.

Уверенная в том, что марш в сопровождении двух охранников увенчается освобождением, Майада повернулась и посмотрела в лицо молодого человека, который шел за ней. До сих пор он не сказал ни слова, и Майада требовательно поинтересовалась: