Сергей Ведерников - Пятицарствие Авесты

На другой день Виктор уже понял, что его помощь нужна бригаде в изменении метода работы, а не в участии в её работе, которая шла спокойно и не нуждалась в его присутствии, поэтому назавтра решил заняться другими делами. В обеденный перерыв бригада собралась в вагончике, прицепленном за последний трубоукладчик колонны, где хранилась и обогревалась плёнка для изоляции трубопровода; поскольку она должна быть тёплой при использовании, там всегда было тепло и топилась «буржуйка».

Располагались кто как мог: кто у стола в половинке вагончика, свободной от изоляционных материалов, кто на рулонах плёнки в другой половине. На «буржуйке», специально приспособленной для этого, стоял большой бак с только что заваренным чаем, потому и горячим долгое время. Николай Грачёв рассказывал, как они сопровождали погибшего Павла, как знакомые на его родине не верили, что тот погиб в аварии, предполагая, что его просто убили; как вдова покойного, не проронив по нём ни слезинки, интересовалась только деньгами, что ей привезли, да тем, всё ли ей будет переведено из зарплаты мужа. На Виктора эти подробности подействовали угнетающе, как, очевидно, и на остальных слушателей.

— Никак не пойму — что ему ещё было нужно? Ведь ни детей, ни больших проблем в жизни. Квартира — была, дача — была, машина — была. Что здесь делать вдали от жены, от дома?

Она, небось, не слишком страдала верностью, — сказал кто-то в раздумье.

— Похоже на то, — согласился Грачёв.

— Так в чём для него был смысл жизни?

— А смысл жизни меняется от индивидуализма к альтруизму, — уверенно сказал молодой и вечно весёлый помощник Кудеярова Коля.

— Хорошо сказано, — рассмеялся Барон. — Ты хоть сам-то понял, что сказал?

— Понял, — неуверенно отвечал тот.

— Ну тогда бухти мне про категорический императив, — продолжал Барон, устраиваясь поудобнее с намерением вздремнуть.

— А что это такое?

— Вот тебе и здрасте! Я думал, что ты нам Канта будешь преподавать.

— Нет, правда, что такое категорический императив?

— А что такое альтруизм — ты знаешь?

— Ну это что-то равносильное самопожертвованию.

— Молодец! Правильно. А категорический императив гласит примерно следующее: поступай так, чтобы твои намерения могли стать правилом всеобщего поведения, почти законом.

— То есть надо быть абсолютно идеальным?

— К идеалу надо стремиться.

— Короче, это всё из недостижимого?

— Но жизнь всё-таки этого требует, а некоторые и сознательно к этому стремятся. Недавно один человек сказал:

«Можно не делать подвигов, но не надо делать подлостей».

— Да брось ты! — вступил в разговор Грачёв. — Сейчас другое время. Этого коммунисты требовали, это их пропаганда.

Для того они и выдумали своих героев, которые оказались липовыми, как Павлик Морозов.

— Да что вы привязались к бедному Павлику? У вас что, совсем крыша поехала?

— Это у вас, коммунистов, крыша поехала. Он отца предал!

— А если бы он его убил?

— За что? И как это ребёнок может убить взрослого мужика?

— Ах вот как! Значит, судить, как взрослого, вы его можете, а в праве на взрослые поступки отказываете?

— А за что же убить-то?

— А за что в такие времена убивал брат брата, отец сына, сын отца? За идею.

— Какая идея у ребёнка?! Не смеши меня.

— Во даёт! Недавно ваше же «демократическое» издание напечатало Декларацию прав ребёнка. Так вот, там сказано, что у ребёнка есть право иметь и отстаивать своё мнение.

— Но он же просто трусливо донёс на него.

— А вот те, кто его знал, говорят, что Павлик был не робкого десятка. Один даже утверждал, что в дальнейшем по нему могла тюрьма плакать. Все говорили, что в деревне он открыто угрожал кулакам. И под топором он ведь не стал убегать.

— А ты знаешь, что предатели родных находятся в девятом круге Дантова ада?

— Это сегодняшние «герои» — будущие клиенты восьмого и девятого его кругов. А что Павлик?.. Это отец их предал. Ушёл из семьи, а навещая, издевался над ними и матерью. Уже вот в недавнее время были случаи, когда суд оправдывал сына, убившего своего отца по тем же мотивам. А вы, милосердцы, устроили избиение младенцев.

— Ну уж нет! Это коммуняки убили царевича Алексея.

— Что Павлика Морозова убили — это точно, а что царевича Алексея — можно сомневаться.

— Что тут сомневаться, и так всё ясно. Зачем большевикам был нужен живой наследник престола — заметь! — законный!

— А ты думаешь, вам он нужен живой?

— Не понял… А какой резон, чтобы он был мертвый?

— А такой! Вы же отрицаете законность власти коммунистов, считаете революцию большевистским переворотом, а это значит, что власть царя законна до сих пор. А зачем вам это надо? Вы тем самым ставите под сомнение законность, как теперь говорят, легитимность своей власти. И вы ещё найдёте останки и царя, и всей его семьи, потому что вам это надо.

— Всё равно ты меня не убедил. Оболванивали коммунисты народ своими липовыми героями — политика такая была.

— Ты знаешь, после войны в Германии проводилась политика, которая условно называлась «Три Д».

— И что это такое?

— Это денацизация, впрочем, я не уверен, демократизация и демилитаризация. Так вот, у нас, в России, сейчас то же самое, и выразить это можно так: дегероизация, деидеологизация и денационализация, а закончится всё это деградацией всей страны. Зачем вам советские легенды и советские герои? Вы вон даже Зою Космодемьянскую чуть врагом народа не сделали, если б не заступился один высокопоставленный чиновник. А ведь она не партизанкой даже, а рядовым Красной Армии была.

Короче, сейчас нужна просто смена морали.

А помните, фильм был — женщина сжигала свой новый дом вместе с фашистами, — донеслось со стороны.

— Вот именно. Я недавно говорил с одним генералом, он мой сосед, — говорил Барон.

— Так вот, в его представлении, мы зря старались победить в этой войне. В Отечественной…

— Ну и правильно он говорил, — снова вступил в разговор Николай. — Я тут в Подмосковье в очереди за пивом стоял. Подошёл один мужик, старик уже, просит пропустить без очереди как старого солдата, участника войны. В очереди смеются, а один говорит: «Слышь, дед, вот если бы вы не сопротивлялись очень, то теперь мы бы баварское пили».

— Ну и что очередь?

— А что? Очередь хохочет. Это ведь шутка.

— Некоторым сейчас свои шутки придётся поумерить. Недавно в Москве мужик за такие разговоры одного козла убил.

— Я вот что думаю, — подал голос со стороны Стрый, хохол в годах, машинист трубоукладчика. — Многие не понимают, что сами говорят. Они думают, что мы живём хуже всех в Европе. Поэтому кое-кто думает, что немцы научили бы нас жить. А я вот ребёнком был вывезен в Германию, где несколько лет работал на бауэра, и знаю, что почём.