Игорь Шенфельд - Исход

Он был очень грамотный, этот Алишер. И очень трусливый. Он подбежал к окну и стал звать своего водителя. Он забыл, что когда забирал игрушки, то отпустил его до вечера: у «Победы» разболталась какая-то там тяга, и водитель еще на пути сюда хотел задержаться в Семипалатинске на ремонт, но Алишер не позволил, торопился. Теперь, под влиянием атомного удара он забыл об этом и подумал, что шофера с машиной унесло взрывом. Он стал яростно чертыхаться, но потом вспомнил вдруг что к чему и вернулся от окна, все еще чертыхаясь по инерции.

— Ладно, ничего не поделаешь, — заключил он в конце концов, — есть время до вечера. Вам все равно собраться надо, вещи упаковать. Пошли собираться.

— Алишер, ты что — с ума сошел? Уходи отсюда! Ты не вовремя приехал. Ты вообще напрасно приехал. Никуда мы не поедем. Уходи немедленно!

Тут в кабинет вбежала завуч Кусако и закричала, что, кажется, у учащегося Мотосина сломана рука, а он уцепился здоровой рукой за парту и отказывается вылезать, чтобы его в больницу не увезли: уколов боится. Ульяна спустила Спартака с колен, взяла за ручку, и направилась к выходу из кабинета. Однако, Алишер протянул мальчику его паровоз, и тот вырвался от матери и схватил игрушку, обрадованный, что она еще тут, не сломалась от взрыва и все еще принадлежит ему. Поколебавшись секунду, Ульяна сказала: «Я сейчас вернусь», — и выбежала вон.

Когда она вернулась, Спартачок уже мирно сидел на коленях Алишера и катал по столу паровоз. Алишер гладил сына по голове и приговаривал: «Поедем сегодня в Алма-Ату, сынок, будем кататься на каруселях, пойдем на слона смотреть в зоопарк».

— На легковой машине поедем? — интересовался ребенок.

— Да, на «Победе» поедем. Я тебе порулить дам. Посажу тебя на колени, и поедем, а рулить будешь ты сам.

— Вот это здорово! — закричал Спартачок, — а Пашу с Васиком возьмем с собой? Пускай смотрят как я рулю!

— Нет, Пашу с Васиком не возьмем.

— А маму?

— Маму возьмем.

— А деда Ваню? А старую бабу Стешу? А бабушку Амасю? А папу Августа?

— Нет, только мы с тобой поедем, и мама. А дед Ваня к нам в гости приедет…

— Нет, пусть Паша с Васиком тоже едут. Паша слона умеет рисовать.

Ульяна резко прервала эту глупую идиллию:

— Спартак, пошли домой. Перевяжем тебе ручку по-настоящему и кушать пора. Пошли!

— А дядя останется? — растерялся мальчик. На самом деле он боялся не столько за дядю, сколько за паровоз, который теперь крепко прижимал к себе на всякий случай.

— А дядя тоже пойдет с вами, — нагло заявил Алишер, — потому что дядя с утра ничего не ел и очень голодный. И потом, я не дядя, Спарташечка, а твой родной папа. Понимаешь ли ты это? Настоящий твой папа!

Спартак вопросительно посмотрел на мать, чтобы подтвердить это последнее заявление доброго дяденьки, но мать смотрела в сторону, и Спартак возражать дяде, что его настоящего папу зовут Август, не решился. Он чувствовал, что возражать рискованно, а паровоз — дороже истины. Папа так папа. Значит, будет у него еще один настоящий папа. Он уже знал, что есть дети, у которых папы вообще нету. А у него вон их теперь сколько! Все завидовать будут. И слона он увидит… Лишь бы Васик паровоз не сломал: а то еще сядет на него верхом! Васик на все любит верхом садиться: и на собаку, и на осла, и на него, Спартака, тоже уже садился верхом и стегал веревкой — не больно было, но тяжело и обидно: ишь ты, нашел себе осла. Правда, потом и Спартак сам на Васике верхом катался, чтобы все было по-справедливости…

Ульяна пожала плечами, взяла Спартака за руку, и они пошли домой, в дом деда Вани, туда, где лежала и кашляла в своей комнате баба Стеша. «Ей надо давать порошок!», — сообщил новому дяде-папе довольный Спартак: он тащил подмышкой свой паровоз, а дяденька шел за ними и нес в мешке остальные игрушки: и медведя, и кубики, и пистолет с пистонами, которого Спартак пока еще немножко побаивался — так громко тот бабахал и вонял синим дымом.

Дома Ульяна сразу принялась хлопотать, греть еду, поить лекарством больную тетку. Алишер же затеял игру со Спартаком: учил его бороться с медведем и ставить ему подножку; учил заряжать лентами пистолет, потом стал играть с мальчиком в войну, смешно падал на пол, раскидывая руки. Спартачок был в полном восторге и хохотал. Он не сводил со своего нового дяди-папы восторженных глаз: ну до чего же ему повезло с этим вторым папой! Теперь этот папа будет его лучшим другом — лучше Васика!

Когда в горницу внезапно вошел Иван Иванович Рукавишников, приехавший на обед на своем «Виллисе» — том самом «боевом козле», которого отремонтировал для него когда-то Аугуст, то он с изумлением увидел странную картину: за большим столом сидел молодой, красивый казах, а у того на коленях восседал внук Спартак, обнимал казаха одной рукой за шею и что-то интенсивно шептал ему в ухо. Оба при появлении Ивана Ивановича обернулись к нему, и Рукавишников отметил разительное сходство между двумя. Председатель соображал быстро:

— Та-ак, кажется у нас нежданный гость. Раньше это называлось — «хуже татарина». Теперь эту обидность отменили: теперь она называется: «Незваный гость — лучше татарина». Чем обязаны высокой чести посещения, товарищ… запамятовал… Алишер, если я не ошибаюсь, судя по записи в метрике у Спартака.

— Да, это я, Иван Иванович: рад познакомиться с Вами. Давно хотел. Да все несудьба была. Но вот наконец… Как говориться: лучше поздно, чем никогда.

— Ну, насчет приятности, про это я пока промолчу. Однако, спрошу сразу: зачем пожаловали, товарищ Алишер?

— Я понимаю, Иван Иванович, что в силу некоторых сложностей в отношениях между мной и Ульяной Вы, как отец…

— … Хорошо бы покороче, товарищ, а то у меня перерыв на обед короткий.

— Что ж, покороче будет так: я приехал, чтобы забрать из этого вашего бомбежного ада своего сына и Ульяну, которую я любил и продолжаю любить. Я не могу допустить, чтобы они здесь погибли. Сегодня взрывом чуть школу не снесло: вон, Спартаку руку порезало, другому ребенку кости поломало! А следующим взрывом — я уверен — все тут снесет под метелку к чертовым собакам! Вот за этим я и приехал сюда, уважаемый Иван Иванович.

— А почему же не «глубокоуважаемый»? — съязвил Рукавишников, — но это ладно, стерпим; есть другая закавыка в этой маленькой проблеме: как нам быть, товарищ Алишер, с тем досадным фактом, что Ульяна моя замужем, и муж у нее, надо тебе сообщить, отличнейший человек и настоящий мужик — не как иные другие некоторые…

— Это Вы про немца этого говорите, про Бауэра? Про врага народа? Удивляюсь я на Вас, Иван Иванович…

— Повесь свое удивление на ржавый гвоздь в сортире! — грубо вспылил Рукавишников, — ты как осмелился войти в мой дом, паскуда? Спусти ребенка с рук! У ребенка есть отец…